Мысли эти не могли не отразиться на лице Друза: выйдя из детской и направившись к нему по перистилю вдоль фонтана, Сервилия заметила, как он хмур, и как холоден его взор.
– Сервилия, поскольку этим утром ты позволила себе вмешаться в дела взрослых, я счел необходимым уведомить тебя, что твой отец принял решение развестись с матерью.
– Вот здорово! – воскликнула довольная Сервилия. – Я сейчас же соберусь и отправлюсь к нему.
– Ничего не выйдет: он тебя не ждет.
Девочка так сильно побледнела, что при иных обстоятельствах Друз испугался бы за нее и заставил прилечь. Сейчас же он просто наблюдал за ней. Она, вместо того, чтобы упасть в обморок, выпрямилась и густо покраснела.
– Я тебе не верю, – отчеканила она. – Мой tata так со мной не поступит, знаю.
Друз пожал плечами.
– Раз ты мне не веришь, ступай и убедись в этом сама. Он тут недалеко, у Луция Марция Филиппа. Ступай и спроси.
– И пойду! – С этими словами Сервилия зашагала прочь, заставив няньку броситься за ней следом.
– Пускай идет, Стратоника, – остановил няньку Друз. – Просто не упускай ее из виду и верни назад.
«Какие они все несчастные! – подумалось Друзу, оставшемуся у фонтана. – И как несчастен был бы я сам, если бы не моя любимая Сервилия Цепион и наш сын, а также дитя в ее чреве, которому пока уютнее, чем всем остальным.» Покаянное настроение сменилось у него желанием наброситься на Сервилию, раз ее папаша стал для него недосягаем. Однако нежарких солнечных лучей оказалось довольно, чтобы невзгоды этого дня перестали ослеплять его, и к нему вернулось чувство справедливости; он снова был Марком Ливием Друзом, защитником обиженных. Лишь одного человека, как бы тот ни был обижен, он не станет защищать: Квинта Сервилия Цепиона.
Возвратившаяся Сервилия застала дядю все так же сидящим вблизи искрящейся на солнце струйки воды, брызжущей из пасти дельфина; глаза его были прикрыты, лицо приняло обычное покойное выражение.
– Дядя Марк! – громко позвала она.
Он открыл глаза и заставил себя улыбнуться.
– Вот и ты! – проговорил он. – Как дела?
– Он не хочет меня принимать: по его словам, я дочь не ему, а кому-то другому, – ответила несчастная девочка.
– Вот видишь! А ты мне не верила.
– Как я могла тебе поверить? Ведь ты на ее стороне.
– Сервилия, нельзя быть такой безжалостной к собственной матери. Дурно поступили с ней, а не с твоим отцом.
– Как ты можешь это говорить? Ведь у нее был любовник!
– Если бы твой отец был к ней добрее, она бы не завела любовника. Избиению жены не может быть оправдания.
– Лучше бы он не бил, а вообще убил ее. Я бы так и сделала.
– Уходи! – отчаялся Друз. – Ужасная девчонка!
Снова закрывая глаза, он подумал, что, отвергнутая отцом, Сервилия рано или поздно сблизится с матерью. Такое развитие событий было бы вполне естественным.
Ощутив голод, Друз перекусил хлебом, оливками и сваренными вкрутую яйцами в компании жены, которую более подробно посвятил в курс событий. Зная, что жене свойственно отличающее всех Сервилиев Цепионов сословное высокомерие, он не знал, каким будет отношение жены к тому, что ее родственница вступила в связь с человеком, ведущим род от раба. Однако Сервилия Цепион, даже будучи разочарована тем, кем именно является возлюбленный Ливий Друзы, слишком любила Друза, чтобы перечить ему. Она уже давно уяснила, что, вступая в брак, следует решить, кому быть преданной больше, и решила встать на сторону Друза. Долгие годы проживания под одной крышей с Цепионом не прибавили ей нежности к брату, поскольку ее приниженному состоянию, отличавшему их отношения в детстве, теперь пришел конец, к тому же она достаточно долго прожила с Друзом, чтобы перенять его бесстрашие.
Как ни прискорбно было все происшедшее, они вкушали пищу в приподнятом настроении; насытившись, Друз почувствовал, что теперь готов отражать любые неприятности, которые преподнесет этот столь неудачно начавшийся денек. Продолжение оказалось не лучше: новые волнения принес Марк Порций Катон Салониан.
Приглашая Катона прогуляться с ним вдоль колоннады, Друз приготовился к худшему.
– Что тебе известно? – спокойно спросил он.
– У меня только что побывали Квинт Сервилий Цепион и Луций Марций Филипп, – ответил Катон, подражая бесстрастному тону Друза.
– Оба? Наверное, Филиппу надлежало выступать в роли свидетеля?
– Да.
– Итак?
– Цепион просто-напросто поставил меня в известность о том, что разводится с женой, уличив ее в измене со мной.
– И все?
Катон нахмурился.
– Чего уж больше! Ведь он объявил об этом в присутствии моей жены, которая тут же ушла к отцу.
– Час от часу не легче! – вскричал Друз, воздевая руки. – Присядь, Марк Порций, и выслушай все с начала до конца. Развод – это только начало.