Травля (сборник)

– Неделю назад, если ты помнишь, я посетил твой концерт. Да-да, тот самый вечер, когда я ушел во время второй части. Что ты тогда играл?

– Третью сонату Бетховена. Ты ушел во время скерцо.

– Да. Я помню… музыка была очень красивой… Да, даже мне тогда понравилось. Ты так хорошо звучал. Я сидел, зевал, не знаю почему, но широко зевал и слушал тебя. И я думал, конечно, я обо всем думал. Я вспоминал наш последний разговор с дядей Володей и понимал, что нужно что-то предпринять. Кало не хотел этого признавать, но, безусловно, как я и чувствовал, мы перегнули. Много музыки, много лжи. Зря с дерьмом, дерьмово получилось с женой. Кому понравится, когда насилуют твою жену? Нужно было, конечно, чутка ослабить… Пятый был скорее мертв, чем жив. И я сейчас не шучу. Мы ничего от него не оставили. Стерли, как говорится, в порошок. А еще эти допросы…

– Допросы?

– Да. Уже больше двух недель его вызывали к следователю. Каждый день. В знаменитый кабинет. На стене висел плакат с печально известным нефтяным бизнесменом. Поверх плаката была наклейка от стиральной машины: «Гарантия 10 лет». Пятый, безусловно, понимал, куда попал. Вернее, он понимал, что уже не выберется. Никогда.

Ты так красиво играл. Я думал, что мы должны еще раз поговорить с дядей Володей. Необходимо, да, необходимо ослабить пресс…

Помню, что ты исполнил всего несколько тактов, и я почувствовал, что в кармане завибрировал телефон. Я испугался, что телефон вот-вот зазвонит…

Мы всегда боимся не того, чего следовало бы… Нет, телефон не зазвонил – это было всего-навсего сообщение. Обыкновенное. От Кало. Я вытащил телефон, провел пальцем по экрану и прочел:

«On vybrosil rebenka iz oknа (((…»

пауза

Проблема. Три грустных смайлика. Я поднялся и побрел к выходу. Какие-то старухи фыркали: «Вы только посмотрите, какой ужас! Да он просто пьян!». Старое говно – сидите, разворачивайте свои конфеты – он выбросил девочку из окна.

Когда я приехал во двор Пятого, Кало все еще сидел в машине. Тикал поворотник, но чернушка не мог тронуться. Тронулся Пятый.

– Что случилось, Кало?!

– Дерьмо, брат, дерьмо! Нам надо сматываться, надо сматываться…

– Да что же случилось? Рассказывай!

– Беда, брат, беда! Пережали мы, брат, пережали…

– Кало!!!

– Он… он, как обычно, отправился с девочкой на прогулку. Все шло как всегда, как всегда, брат. Толпа встретила его криками у подъезда, проводила до выхода из двора. Ничего особенного. Все как всегда… как всегда, брат, как всегда… Он выглядел точно так же, как и всегда. То есть так же, как и во все эти последние дни, после допросов. Вышел, вышел, он… и мы повели его… Повели его, как всегда, до парка. Все было как всегда, как всегда, брат!

– Кало, говори, что дальше!

– Он сидел в парке. На скамейке. Молча. Как обычно, сразу уснул. Повисла голова. Все как всегда. Ребенок спал, и он спал. Затем ребенок начал кричать. Начал кричать, сильно. Сильно-сильно, так, как умеют только младенцы. Пятый сперва не реагировал, потом проснулся, опомнился и попытался успокоить девочку. Ребенок не сдавался. Кричал. Кричала она. Все время кричала, как резаная! Все, все время орала, а ты же понимаешь, что такое для него теперь звук. А она кричит. А он давай качать коляску, но делает это как-то очень дергано и нервно. Девочка продолжает орать, и он раздражается. Он бесится, срывается на нее, затем вроде как понимает, что не прав, и старается ее утихомирить, но девочка не затыкается… Антон тащит ее домой, но она все визжит как резаная, вырывается, бьется в истерике. Когда Пятый возвращается во двор, люди, как мы и требовали от них, вновь накидываются на него. Но я не виноват! Я не виноват! Это же не я! Я же не мог знать! Кто же мог знать?

– Успокойся, Кало!

– Люди кричат. Кричат, огрызаются, клацают: «Распни, распни его!» – как мы и просили, как для камеры кричат. Они делают вид, что бросаются на него, и, как обычно пересрав, он бежит в подъезд. То есть я думаю, что он бежит в подъезд – я же этого не видел, я же тут сидел в машине, в наушниках, за углом.

– Кало, да я понимаю, что ты тут ни при чем! Что было дальше, рассказывай!

– Я не знаю. Я могу рассказать только со слов парней. Они видели, они, не я.

– Кало!

– Короче, его заталкивают в подъезд. Он захлопывает дверь, прячется. Вроде бы все. Вроде бы все как всегда, я получаю сигнал, что «объект» вошел в подъезд, и, как всегда, увеличиваю громкость в наушниках. Толпа орет: «Распни его, распни его!». И тут, насколько я понимаю, Пятый почему-то не вызывает лифт, но решает подняться домой пешком. Не знаю, может, девочка не дает. Она все кричит, вырывается. У ребенка истерика. Истерика, насколько я могу судить, и у Пятого. И он поднимается по ступенькам, и девочка вырывается, и толпа продолжает требовать: «Распни его!». И толпа видит его в окне первого, затем в окне второго этажа. Не знаю, может, лифт там был занят или сломался, но он почему-то поднимается пешком. И девочка все визжит у него на руках и все не может успокоиться. И у ребенка истерика, и она бесится, и вырывается. И толпа продолжает наседать…