Процесс над ним был настолько громким, что даже все его юристы не смогли помешать огласке такого масштаба, хотя и пытались добиться конфиденциальности и закрытого процесса. Возможно, у них бы и получилось, не окажись на месте происшествия журналиста, в результате чего все СМИ взорвались сенсацией о том, что Джек Рэндэл расправился с адвокатом, защищавшем его жену, а также по какой-то до сих пор не ясной причине со своим отцом, виня именно их в том, какой приговор получила его жена. Бомба взорвалась, и все его невероятно талантливые и зубастые адвокаты во главе с Заком Райли, яростно бросившиеся всей компанией на защиту Рэндэла, не могли уже остановить эту взрывную волну. За процессом следила вся страна, возможно, весь мир, помешать чему было уже невозможно. И эта огласка, это пристальное внимание ужасно мешали его адвокатам, которые были намерены всеми правдами и неправдами вытащить своего кумира из-за решетки.
А про несчастную жену знаменитого адвоката все забыли, никто больше не интересовался ею. Ее судьба была решена, и никто не верил в то, что адвокаты Джека Рэндэла, из кожи вон лезущие, добиваясь апелляций и пытающиеся все-таки спасти приговоренную, чего-то добьются, кроме того, что несчастная просидит за решетками долгие годы, пока они будут за нее бороться.
Но в самой тюрьме уже знали, что долгие годы ей не протянуть. Она угасала на глазах, что-то убивало ее, но что — не мог понять никто. Врачи разводили руками. Сама она молчала, но по ее взгляду было видно, что она знает, что с ней происходит, но не хочет объяснить. А с ней определенно что-то происходило. Что-то вытягивало из нее жизнь, и это не было похоже на болезнь.
Они пробежали мимо камеры Коффман.
— Заткните эту бесноватую! Опять будет неделю стоять эта несусветная вонь, я буду жаловаться! Уберите ее отсюда! — Коффман с досадой проследила взглядом за надзирательницами, которые даже взглядом ее не удостоили. — Почему после ее воплей всегда так воняет? Что там происходит? Кто-нибудь мне объяснит, в конце концов? Что она сделала с Перес? Я хочу знать! Стойте, свиньи толстожопые… — уже совсем тихо пробормотала она, отходя от решетки и возвращаясь на койку. — Что здесь происходит, черт возьми?
Подбежав к камере Рэндэл, надзирательницы остановились.
На койке, вцепившись побелевшими пальцами в матрас, корчилась от боли беловолосая женщина, худая до изнеможения. Бледное лицо было перекошено болью, она стискивала зубы в попытке стерпеть.
— Что с ней? — выдохнула Торес.
— Ей больно, — отозвалась со знанием дела ее напарница. — Пойдем, я покажу тебе. Только не прикасайся к ней. Нельзя.
— Постой… — Торес схватила ее за руку, когда та отперла дверь камеры. — Ты уверена?
Вместо ответа та распахнула дверь и решительно вошла внутрь. Торес нерешительно проследовала за ней, не отрывая взгляда от заключенной, без сознания метавшейся на койке.
— Эмили… пожалуйста… быстрее… — вдруг простонала чуть слышно та.
— С кем она говорит?
— Смотри, — Скавелло показала дубинкой на руку женщины, судорожно сжимающую матрас. На коже вдруг появилось пятно, которое быстро стало увеличиваться. Выгнувшись, заключенная раскрыла рот и истошно закричала от невыносимой боли.
Пятно появилось не только на руке. На груди, шее и даже поползло на лицо. На месте пятен вдруг начали образовываться какие-то раны, похожие на язвы, или что-то в этом роде.
— Быстрее! Эмили! — завопила женщина, внезапно вскинула покрывающуюся странными повреждениями руку, словно пыталась кого-то схватить.
— Разбуди ее, — прохрипела оцепеневшая от ужаса Торес. — Что ты стоишь? Разбуди ее!
— Нет, не трогай!
Но Скавелло не смогла помешать, когда перепуганная напарница наклонилась над заключенной и стала ее яростно трясти, потом бить по щекам в попытке привести в чувства.
— Просыпайся! Очнись, ну же!
— Нет… нет… — стонала та, слабо сопротивляясь, но потом все же распахнула глаза, уставившись на склоненную над ней женщину.
— Эмили! — вскрикнула она.
— Здесь нет никакой Эмили, очнись! Тебе приснился кошмар, — выпалила Торес и замолчала оттого, насколько нелепыми показались ей свои последние слова. Опустив взгляд на пятна на теле заключенной, она с облегчением увидела, что они перестали расползаться. И вдруг отскочила с криком, увидев, как в одной из зловонных, каких-то гниющих на вид язв что-то копошится.
— О Боже! Что это?
— Это червь… если бы ты не разбудила ее, еще бы не то увидела, — невольно отступая и скривившись от отвращения, отозвалась Скавелло. — На выход. Быстро.
— Я не понимаю… — простонала Торес, ошеломленная происходящим.
Проследив за ее взглядом, заключенная дрожащими пальцами подцепила копошащегося в ее плоти белого червя и скинула с себя. Потом подняла большие, налитые кровью глаза, в которых вдруг вспыхнула ярость.
— Я не успела! Я же просила меня не трогать! Из-за вас… Я не успела из-за вас! Тупые жирные суки! Я же говорила, не лезть ко мне! — с каким-то диким, нечеловеческим рычанием заключенная подскочила и бросилась на них.