Травма

Мне одиннадцать. Нашу школьную параллель приводят в Дом культуры на концерт, где в том числе выступает цыганская семья. Мне хочется провалиться под землю, выбежать из зала: то ли оттого, что у меня снова будут спрашивать, кто я по национальности – «не цыганка ли случаем?», то ли оттого, что опять отправят к своим. Или оттого, что люди на сцене поют, танцуют и не боятся быть собой, а я такого не могу себе позволить. О каких национальных танцах и песнях может идти речь, когда мне страшно даже произносить одно слово «армянка»?

Мне двенадцать. Мой нос растет вместе со мной, а я – худощавый ребенок, про которого родные говорят: «Кожа, кости да нос». Я второй год учусь в новой школе, и меня прекрасно принимают одноклассники. Тот мальчик, что обижал меня раньше на танцах, сидит со мной за одной партой, и мы даже общаемся на уроках и в «ВК». Казалось бы, все отлично, но трое старшеклассников смеются надо мной на переменах, когда рядом никого нет. Ко всем моим страхам прибавляется еще несколько: страшно идти по коридору в туалет одной, страшно оставаться одной у окна на перемене, страшно задержаться после уроков и в одиночестве переодевать сменку в вестибюле школы, ведь троица может внезапно пройти мимо. Я состою на девяносто девять процентов из страха и на один процент из злости: почему их трое, да еще и мальчиков, а я – одна, девочка, слабее них. Понимаю: если расскажу родителям, никто не поверит – у меня нет свидетелей. А обидчики умеют ловить момент, когда жертва травли одна.

Мне тринадцать. Все подростки стараются выглядеть классно, влюбляются в кого-то, обсуждают поцелуи и мечтают об отношениях. Я комплексую из-за всего в своей внешности: цвета кожи, формы ног, веса, носа (конечно же), роста, маленькой груди. Подруга мамы из Бельгии отправляет ей отбеливающий крем для лица от пигментных пятен. Крем попадает мне в руки, и я решаю отбелить им все свое лицо, чтобы вписаться в стандарты и наконец-то начать нравиться мальчикам. Нанесение отбеливающего крема стало моей ежедневной рутиной, и каждое утро, просыпаясь и смотря на себя в зеркало, я надеялась увидеть, что кожа посветлела.

У членов моей семьи светлая кожа и небольшой нос. Из всех троих детей смуглым ребенком с широким носом родилась только я, в роддоме меня называли волчонком из-за цвета кожи и темных волос. Если про цвет кожи мне хотя бы объясняли: «Ты смугленькая в бабушку», то откуда взялся такой нос – не понимал никто.

Не только внешний мир каждый день указывает, что я не похожа на других. Я чувствую себя бракованной и в кругу собственной семьи. Летом я становлюсь еще темнее на несколько тонов, потому что загар ко мне липнет, поэтому в подростковые годы я остерегаюсь солнца.

В тринадцать лет начинаю часто болеть: у меня просто так может подняться температура, постоянно болит голова. Жизнь состоит из недопониманий с одноклассниками, абсолютного непринятия себя и отсутствия поклонников (в тринадцать это кажется катастрофой). Перед сном каждую ночь я спрашиваю у Вселенной: «Ну почему я не родилась русской? За что мне такое наказание? Почему я не такая, как все?» Засыпаю в слезах и молюсь, чтобы проснуться со светлой кожей, ведь тогда-то в меня точно кто-нибудь влюбится.

Спустя несколько посещений невролога из-за постоянной головной боли меня направляют к психиатру. Это был 2013 год, думаю, вы представляете, какая стигма преследовала этих специалистов. На приеме я расплакалась и рассказала обо всем, что болит: что я ненавижу себя; что не могу выбрать из всех увлечений одно, а в школе давят так, будто в тринадцать нужно выбрать профессию на всю оставшуюся жизнь; что переживаю, что никто из одноклассников в меня не влюбится, в то время как у других одноклассниц есть, если не поклонники, то хотя бы друзья-мальчики. Мне же страшно разговаривать с людьми мужского пола, и я дружу только с девочками, потому что они меня никогда не обижали. Жалуюсь психиатру на головные боли, постоянную усталость и отсутствие желания что-либо делать, а он мне, странно улыбаясь: «Ну что, диагноз депрессия пишем?» Врач обесценил все мои переживания одной лишь фразой, добавив, что возраст просто такой, и выписав антидепрессанты.

Мне четырнадцать. Родители детей в танцевальном ансамбле не стесняются вслух произносить рядом со мной: «Почему эта черненькая стоит в первой линии?»

Каждый урок географии для меня – пытка. Учительница постоянно обвиняет в том, что списываю я, а не одноклассники у меня. Однажды она доводит меня до слез, пока я стою у доски и читаю, как все, доклад с электронного планшета, а не бумаги. Ко мне были особые требования, и я даже не буду цитировать ее, иначе вы умрете от насыщенности национализма в ее словах, когда я спросила напрямую, за что она меня ненавидит.