В груди Олега Степановича свербело. Он смотрел на Алису Максимовну и разрывался между желанием помочь и выставить за дверь. «Что там Нина говорила? Сын погиб? Так что ж, это повод теперь другим всю душу вынуть? Раз ее жизнь покалечила, так и меня надо?» – думал Олег Степанович, пока оформлял в программе прием.
– Диагноз… перелом ключицы… код по МКБ[3]… S42… при пальпации…
Травматолог бормотал довольно громко, пытаясь прогнать из головы мысли о шарообразной женщине и ее мертвом сыне, а из ушей мелодичный голос Ниночки.
Когда дверь за пациентами закрылась, Олег Степанович сам вышел в коридор и объявил, чтобы не ломились в кабинет, он сам позовет следующих. Медсестра тоже сорвалась с места – ей срочно понадобилось что-то в коридоре.
Нина догнала Алису Максимовну уже на улице.
– Стойте! Я хочу вам кое-что сказать!
Женщина смотрела на Нину враждебно.
– Что же?
– Я уже давно работаю в травме и еще подрабатываю в нейрохирургии. – Нина беззастенчиво соврала, оправдывая себя тем, что хотела, чтобы ей верили. – У вашей дочки точно нет сотрясения. Я внимательно смотрела за ней, когда делала фиксацию. Не переживайте…
Медсестра не успела договорить. Алиса Максимовна увеличилась в размерах от негодования и пошла в наступление.
– Знаешь что, милочка! Ты ничего не могла понять за одну минуту! Вы все – врачи, медсестры! – просто штаны просиживаете! Иди к черту!
Алиса Максимовна развернулась на низких каблуках и гордо стала переваливаться из стороны в сторону. Милана бежала следом. У Нины в глазах стояли слезы. Она не понимала, за что с ней так обошлись. Но другие пациенты не ждали, надо было возвращаться в кабинет.
– Дай мне карточку второго, Вани, – сказал Олег Степанович властно медсестре, когда та вернулась на рабочее место.
– Так нет их карточки, они не к нашей поликлинике прикреплены. Но участок все равно наш, так что снимать у нас тоже будут.
– Я понял. Вот номер. Петр Александрович Журавков, нейрохирургией заведует в пятьдесят второй, скажи, что от меня. На ставку не возьмут, но на четверть могут. Или на полставки. А если реально в нейро хочешь, так, может, и к врачу припишут. Договорись, в общем.
Глаза у Ниночки загорелись. Она схватила листок и стала быстро переносить номер в телефон.
– Не хочу других принимать, пока эта модная мама не вернется. С такими приятно работать, после этой Алисы мне надо видеть, что есть адекватные люди.
Травматолог говорил с Ниной, но не ждал от нее ответа. Медсестра это поняла и не стала ничего отвечать на последнюю реплику, но поблагодарила за номер.
– Шмаков Иван!
Врач выглянул в коридор и позвал пациентов, уже вернувшихся после рентгена. На лавочке рядом с кабинетом сидели Ваня со сломанной рукой, его мама и отец, который предпочел не заходить в кабинет. Это был высокий мужчина в рубашке и вязаном жилете, брюках и туфлях. На длинном худом лице, напрочь лишенном мужской растительности, гордо красовались очки в черепаховой оправе. Его лицо было бледным, даже бледнее, чем у сына, он держал жену за руку и раскачиваясь приговаривал: «Все будет нормально, все будет нормально».
Мама с сыном прошли в кабинет, а отец остался сидеть в коридоре. Она молча протянула снимки.
– Все неплохо, – прокомментировал Олег Степанович. – Перелом локтевой кости без смещения. Просто гипс наложим и отправим вас на три недели.
Врач улыбнулся молодой женщине, но она не ответила улыбкой. Ее лицо было не просто бледным – оно слегка позеленело, на лбу выступила испарина.
– Спасибо вам, это большое облегчение. За три недели все заживет?
– Ну, мы сделаем контрольный снимок через десять дней, и там будет видно, сколько ему с гипсом ходить. Обычно все-таки месяц требуется, но у многих и за три недели заживает. Как пойдет. Вы сами-то как? Выглядите неважно.
Женщина отмахнулась:
– Я просто за сына переживаю. – Перезвон ее колокольчиков звучал неестественно холодно и фальшиво.
Ее пухлые, нежные губки обескровились и потрескались. Правая рука обхватила левую выше локтя и сильно сжала. Она не пошла с сыном в соседний кабинет, где накладывали гипс. Мальчик все терпел молча и, когда становилось невыносимо, выпускал несколько слезинок. Атмосфера в кабинете, которая буквально несколько минут назад была раскалена до предела, застывала, словно студень в холодильнике. Жар истерики Алисы Максимовны сменился фригидностью мамы, чье имя так и не было названо.
Когда Нина закончила с гипсом, а мальчик с одобрения матери получил от медсестры конфету, врач принялся традиционно объяснять дальнейшие действия.
– Может сильно болеть, тогда дайте ему ибупрофен, будет сильно чесаться, но чесать нельзя. Я вас запишу к себе сразу на следующий прием. – Он щелкнул мышкой по соответствующей вкладке.
– А можно просто направление открыть? Я не уверена, что знаю, в какой день смогу прийти и смогу ли вообще…
Женщина вздрогнула, причина этой дрожи так и осталась непонятна. Врач пожал плечами и, выбирая между «записать на прием к…» и «открыть направление к травматологу-ортопеду», выбрал второй вариант.