Травма

Я долго пытался заснуть под щебетание пробудившихся птиц. Мне было хорошо. Возбуждение сменилось сладостным облегчением. Такое бывает после хорошего секса. Этой ночью я услышал всё то, что хотел, и услышал это от себя самого. Конечно, эта речь предназначалась не парням в палате. Это был выплеск эмоций, ответ самому же себе на наболевшие вопросы. Хотя, кто его знает, может и парням это пошло на пользу. Иногда бывает такое, что услышанные от незнакомого человека слова могут изменить твоё представление о тех или иных вещах.

Наконец я провалился в глубокий лёгкий сон. Я парил в ярко синем небе, и подо мной огромным заснеженным полем проплывали кучевые облака позолоченные солнцем.

«Как это здорово! Это прекрасно» – мягкий приятный голос звучал в моей голове. «Это великолепно, это…это больница…это вам не курорт…устроили тут притон…» – приятный голос постепенно набирал силу и превращался в баритон Васюкова.

Я открыл глаза. Он стоял посреди палаты, как обычно держа руки в карманах своего застиранного халата.

– Я вас всех сегодня же могу разогнать по домам за нарушение больничного режима! Будете в домашних условиях капельницы ставить…– в голосе Васюкова не было злобы. Это был голос взрослого мужика, поучающего шкодливого сына. Разве отец может всерьёз злиться на своего сынишку?

– Сергей Иванович, я тут не причём! Мне самому всю ночь спать не давали. – Коля снова обрёл дар речи при виде доктора.

Васюков игнорировал его реплику и стал подводить черту.

– Предупреждаю в первый и последний раз. Ещё один такой сабантуй и поедете по домам. – За спиной Васюкова стояла Лидия, которая кивала головой на каждое его слово. Сейчас это напомнило мне школьный педсовет.

– Лида, это он у нас самый громкий? – спросил Васюков у сестры, указывая в мою сторону. Лидия почему-то покраснела и кротко кивнула.

– Кто бы мог подумать! – Васюков, улыбаясь, качал головой. А мы ещё месяц назад думали не жилец, потеряем его…Смотри-ка ты, ожил. Ну, давай, оратор, готовься к выписке. Перевожу тебя на домашнее лечение.

Так внезапно подошла к концу моя больничная история. Теперь мне оставалось ждать, когда Васюков подготовит историю выписки и за мной приедет шурин, который отконвоирует меня в одиночку. Скоро я выйду на больничное крыльцо и подставлю лицо жаркому августовскому солнцу. Мир, на два месяца сжатый больничными стенами, раздвинется, разрастётся до необычайных размеров. Разве мог я видеть этот мир таким раньше, до того как сюда попал. Нет, он был серым и неуютным, как тёмный тоннель. Чтобы увидеть его таким ярким и многогранным, какой он есть, нужно немного постоять на краю.

Я прощался с палатой и со всеми её обитателями. Было немного грустно, как в конце смены в пионерском лагере, когда все записывают адреса друг друга в надежде встретиться там, в холодном мрачном городе. Но, как правило, никто уже не встречается, потому что, стоит только попасть в другую среду, всё тут же меняется. Меняется обстановка друзья, наваливается куча дел и обязанностей и та милая лагерная компания остаётся только воспоминанием. Так же и здесь. Пока мы находимся в этой палате, мы связаны общим недугом физическим и душевным. Здесь мы команда, которая коллективно борется с болезнью, депрессией и скукой, а там чужие люди, не имеющие общих интересов и целей.

Тяжелее всего мой уход давался Мухтару, это было заметно по его тоскливому взгляду. Что тут говорить, ведь мы провели вместе два месяца. Два месяца друг напротив друга в одном помещении. Я подумал, что, наверное, эта палата в его глазах тоже изменится, когда в ней не будет меня. Скоро на этой койке будет лежать другой человек и Мухтар, глядя на него, будет вспоминать меня. Конечно, всё забывается, но что-то остаётся навсегда. Встречаясь друг с другом в таких нелепых условиях и в критической обстановке, мы хоть на капельку, но меняем друг друга. Какая-то маленькая часть Мухтара навсегда останется во мне, надеюсь, что и в нём до сих пор живёт микроскопическая частичка меня. И все эти парни, врачи, медсёстры оставили во мне частички себя, не зря же я до сих пор храню в памяти всю эту историю. В этом месте мы были настоящие, только здесь мы могли увидеть души друг друга в разрезе.

На короткое время мы были выброшены, каждый из своего беличьего колеса, чтобы задуматься, возвращаться ли обратно. Не знаю, как они, а я со временем вернулся в это же колесо, и перебирал в нём лапками до тех пор, пока другая более мощная волна не выбросила меня оттуда. Но это уже другая история. Что же касается моих сопалатников, то я очень надеюсь,

что все кровавые мясорубки этого мира вдруг стали обходить стороной Вову-Терминатора,

что Саня, каким то чудом попал на другую, далёкую от криминала дорожку,

что Рустам наконец-то стал ценить то, что имеет и перестал гоняться за запрещёнными свиньями,

что Женя десантник научился делать свою работу ещё лучше, чем до того, когда у него были все пальцы;

что морячок покинул свой скафандр живым;

что Лариска нашла себе хорошего мужика (пусть даже в стенах этой больницы).