– Хорошая мысль, – печально улыбнулся юноша и, повторно извинившись, пошёл прочь.
– Что это с ним? – задумчиво сказала я.
– Думаю, воспоминания ещё свежи, – печально отозвался мастер Крауз, а плечи его вдруг поникли. – Это Юки Марлин нашёл. На кухне бездыханная лежала.
– Он не говорил, – произнесла я, закончив мысленно: «Не говорил, что был знаком с бабушкой».
– Такое тяжело говорить. Да что там, даже вспоминать, – по-своему истолковал мою заминку мастер Крауз.
Я же вспомнила недовольный взгляд матушки. Уж не винила же она Юки в смерти бабушки? Чем бы он сумел помочь?
Пока мастер Крауз всеми мыслями отдался чаю с бутербродами, я сжала свою чашку в прохладных ладонях и задумалась. День, когда я узнала о смерти бабушки, вспомнился сам собой. Я вернулась домой с работы, а там сидели сестра с матушкой. Матушка выглядела угрюмой и озадаченной. Камилла не скрывала злости, плескавшейся в её глазах. Матушка горестно поведала, что бабушка Марлин скончалась, что остались мы втроём, словно раньше бабушка жила с нами. На самом деле она перестала навещать наш дом в том же году, когда умер батюшка, её сын, лишь со мной общалась.
Матушка тогда взяла меня за руку и крепко сжала. Камилла, пыхтя и ёрзая на стуле всё ждала чего-то, а так и не дождавшись, подскочила на ноги с такой скоростью, что стул, крякнув, повалился на пол.
– Почему тебе? Я старшая! Наследство должно быть моим! – взвилась сестрица и выбежала вся в слезах.
Я хотела пойти за ней, но не понимала, в чём провинилась. Какое наследство? Бабушка умерла!
Тогда матушка, не выпуская моей руки, передала бабушкино письмо. К нему прилагалась кипа бумаг, сложенных в конверт и запечатанных магической печатью. Вскрыть её можно только в ратуше, магическим способом, чтобы никто не смог подделать завещание. Однако я не торопилась вскрывать документы, а из письма и так ясно прочитывалось, что дом на опушке и всё, с ним связанное, переходили ко мне.
– Сегодня я вряд ли что успею, – мастер Крауз выдернул меня из воспоминаний, – но постараюсь заказать материалы. Спасибо за угощение, Ая, пойду я. Чемодан остаётся, но внутрь не лезь, там много чего острого хранится и тяжёлого. Думаю, дня через два приступим к ремонту.
Я в очередной раз сердечно поблагодарила мастера Крауза за помощь и отдала ему последнюю баночку согревающей мази, и настоятельно попросила показаться лекарю.
После ухода мастера Крауза я осталась одна. В натопленном доме ощущалось тепло, но и ветер посвистывал в щелях. На столе передо мной лежало два списка. Один, написанный мной, являл собой план, по которому я восстановлю травническое дело и расплачусь с долгами. Второй, составленный витиеватым почерком конструктора, описывал масштаб ремонтных и восстановительных работ.
Я улыбнулась. С помощью такого чудесного мужчины скоро всё наладится. Я искренне верила в это. Ещё бы встретиться с Юки, спросить его о бабушке, если согласится вспоминать почившую.
Без особой надежды я вышла на прогулку по краю леса. Взяла с собой садовнические ножницы и корзинку, мол, зимние ягоды собирать отправилась. Сама же вглядывалась в густой лес, выглядывая белокурую макушку.
О, чудо! Юки, всё так же без шапки или капюшона, будто мороз ему неведом, стоял спиной ко мне совсем неподалёку. Он пристально глядел на белку, сидевшую на ветке старенького дуба.
Готова поклясться, мохнатая общалась с ним. Во всяком случае со стороны всё выглядело так. Белка шуршала и попискивала, размахивая передними лапками и вертя головой, то вправо, то влево. Юки угукал и мычал в ответ, временами кивая или же поднимая плечи, как если б отвечал.
Я присвистнула. Белка, навострив ушки, спряталась в высокой кроне. Юки вздрогнул, замер, обернулся. Мгновение он казался обескураженным, а после угрюмо выдохнул.
– Спугнула, – покачал головой, скидывая с волос зацепившиеся снежинки.
– Твоё важное дело, подглядывать за белками?
– И не только за ними.
Я ещё раз оглядела Юки с головы до ног. Высокий, стройный, утончённый, будто аристократ с картинки. Скорее всего, именно им он и был, выращенным под чутким надзором гувернантки в особняке, наполненном многочисленными слугами.
Внешность Юки не подходила ни к образу лесоруба, ни к какому другому, где важен тяжёлый, ручной труд. Я нахмурилась, гадая над спецификой его профессии.
– Ты ж не лесничий?
– Вроде того, – после короткого раздумья выдал Юки.
Я рассмеялась, а он внимательно смотрел на меня. Серьёзный. Под пристальным взглядом мой смех сам собой стих.
– Ты не шутишь? – округлила я глаза.
Вместо ответа он спокойно поинтересовался, зачем я пошла в лес под вечер глядя. Я потрясла перед его носом корзинкой, в которой болтались садовые ножницы.