Треба

– А вы куда едете? Алупка? Отлично! Я как раз в ту сторону. Могу подбросить недорого. Всего 80 долларов. Это почти даром, мамаша, вы с вокзала выйдете, – вас же обдерут как милую. А так сядем, быстро доедем, ребеночка утомлять не будем. Обычная цена до Алупки – 120, но я ж не зарабатываю. Я так. Подсобить.

У теряющей соображение потенциальной жертвы из рук выхватываются сумки, и все. Трепыхаться бесполезно. Вы опутаны. Надежнее, чем муха в паутине. Под убаюкивающе-монотонную речь всё семейство сажается в раздолбанную колымагу. Если вокруг у кого-то и возникают проблески ума, они умело гасятся криками дражайшей второй половинки: «Ниночке нельзя долго находиться на солнце! Поехали!».

В сезон крымские «шашечные падальщики» делают месячную зарплату среднестатистического работяги за пару дней.

Мой удобный рюкзак, несмотря на количество загруженных в него килограмм, был совершенно не в тягость. Расписание пригородных поездов также не изменилось – электричка до Севаста уходила практически через полчаса после прибытия скорого в Симферополь. Купив билет, я собирался, было, сходить в магазин за водой, как возле уха услышал:

– Козел!

Собравшись извиниться за отдавленную кому-то по неосторожности ногу, я обернулся и увидел дамочку, не обратившую на меня ни малейшего внимания, кричащую в трубку сотового:

– Да пошел ты! – она сбросила звонок, положила телефон в сумочку, висящую на руке, взялась за ручку здоровенного чемодана на колесиках, стоящего возле нее, и злой походкой пошла, шлепая сандалиями по асфальту, в сторону поездов.

Улыбнувшись, я продрался сквозь ряды продающейся китайской ерунды, вышел на площадь и направился в сторону ближайшего магазина.

Второй раз я увидел её возле электрички. Она стояла перед своим баулом с раздраженно сжатыми губами, размышляя, как его затащить в тамбур.

– Разрешите пройти? – я протиснулся мимо нее. Поднялся по лестнице, вошел в вагон. Снял стодвадцатилитровый рюкзак. Он, хоть и удобный, но все же успел порядочно отдавить плечи. Поставил его на сидение и пошел обратно. Спустившись по лестнице вниз, подхватил девушкин нечаянный якорь:

– Пошли. В стоимость билета входят услуги грузчиков.

В уголках взметнувшихся на меня глаз блестели слезы.

– Спасибо.

Два субчика с подчеркнуто безразличным видом перестали поддерживать плечами опоры крыши, начав вразвалочку удаляться. Мы зашли внутрь, я поставил тяжеленный отрыватель рук напротив себя. Вот всегда было интересно, что в них засовывают женщины? Снаряды, отбиваться от ухажеров? Достал прохладную воду. Забросил свой рюкзак на верхнюю, багажную, полку. Сел, и начал рассматривать свою невольную попутчицу. На ней был легкий летний сарафан, минимум косметики, уже запомнившиеся сандалии белого цвета. Лицо такое… Выразительное, что ли. Плюс-минус моего возраста.

– Куда едешь?

– В Крым! – зло ответила она. Отвернувшись к окну, достала из сумочки зеркальце, и хитро сложив платок, начала вытирать глаза.

Мысленно улыбнувшись, я открутил пробку, сделав пару больших, вкусных глотков.

– Воды? – протянул ей пластиковую ёмкость.

– Спасибо, – уже гораздо спокойнее ответила она, как будто и не было мимолётной слабости. Взяла бутылку, отпила.

– А я вот не догадалась купить. Сколько нам в этой духоте плестись?

– Часа три.

– О Боже!

– И это только до Крыма. До моря дальше.

Удивлённые глаза растерянно смотрели на меня. Не выдержав, я рассмеялся.

– Дурак! – она тоже, наконец, улыбнулась, – а ты куда?

– Под Балаклаву.

– А почему «под»? В подвале жить будешь? – не без яда спросила, наконец, посмотрев в глаза.

Желтые. Но вместе с каштановыми вьющимися волосами смотрятся отлично.

– Нет. У нас лагерь. Стоим дикарями на берегу моря.

– В палатках, что ли? – она брезгливо поморщила нос.

– Именно.

– Не понимаю этого. Без удобств. Горячей воды. Нормальной кровати.

– Suum cuique.

– Что?

– Каждому свое.

– А на каком это языке?

– Латынь. Jedem das Seine. То же самое, но на немецком. Слова одни и те же, а смысл разный.

– Это еще почему?

– Потому что на латыни это выражение обозначало высшую справедливость. А вот…

– Хватит выражаться! Билеты предъявите! – на полуслове меня оборвала строгая тётка – контролер в форме, с большой сумкой на плече и металлическими кусачками в руке.

Я полез в карман, а девушка покраснела, начав лепетать о том, что она собиралась его, билет, приобрести, но тут все резко изменилось… И она забыла.

– Голову дома, в Москве, не забыла?

– Я из Украины.

– А мне все равно. Выписываю штраф.

– Может быть, у вас можно купить этот злосчастный билет?

– Нельзя. Я вам не касса! – решительно отрезала злая контролёрша и лязгнула своими кусачками мне по билету, оставляя на нём россыпь каких-то дырок.

Штраф был небольшой, но настроение подпортил.

Какое-то время мы сидели молча, рассматривая в окнах неспешно проползающие пейзажи: дома, огороды, выгоревшую на испепеляющем солнце зелень, особых, крымских рыжих коров, больше похожих на больших собак. Мимо мелькали поля со спеющими персиками и виноградники, высаженные аккуратными рядами.