Требуется дворник

— Вода холодная, — ныл Глебка. — Я замерз.

— Согреешься.

— Кашу не хочу, — начинал следующую тему Глебка.

— Тебя никто не спрашивает, чего ты хочешь, а чего ты не хочешь.

— Ты спроси. Тетя Соня всегда спрашивала.

— Ешь без спроса, будет интереснее.

— Я и блеманже ел. И суфле. У тети Сони.

— В лоб получишь, — грозил Костя, если при этом присутствовал, и напружинивал палец.

Катя понимала, что воспитание Недочеловека полностью на ней и неважно, какими методами оно будет осуществляться, может быть, и с применением малых телесных наказаний. Как известно, секли даже царских детей.

Пока Катя занималась приготовлением завтрака и кормлением Глебки, Костя шел в каморку, доставал лом, совок с песком и отправлялся к особо опасным местам, чтобы сколоть лед, если он за ночь образовался, подчистить, присыпать песком, а может быть, и позаниматься скульптурой или архитектурой, что-то подновить, что разрушило время или варвары. В особенности приходилось следить за глазами в скульптурах. Глаза варвары разрушали чаще всего: легкая добыча — электрические лампочки. Но жильцы знали о налетах варваров, и поэтому собирали для Кости перегоревшие лампочки. Участковый привозил их даже на мотоцикле из соседних жэков. Костя лампочки иногда раскрашивал в активный цвет, и тогда глаза у скульптур приобретали свирепый вид, но и это не останавливало варваров. Да что удивляться — так был когда-то разграблен весь Египет. И не только Египет.

Когда Костя возвращался домой, он находил завтрак уже на столе. Глебка сидел и угрюмо ел кашу, постукивая ботинком по пустому огнетушителю, заменявшему ножку стола. Звук был унылый, как в пустыне.

— Каша манная с ванильными вставками, — говорила Катя. — Приехала в кастрюльке прямо из Парижа.

— Ты хорошо выучила «Ревизора».

— Чтобы ты освежил в памяти школьную программу.

Костя поднимал у кастрюли крышку.

— Верно, пахнет Парижем. Знаешь, как я нанялся на работу на Спасоналимовскую?

— Как?

— По объявлению на столбе.

— И столб забрал на память! — смеялась Катя.

Глебка на подобные разговоры не откликался. Тайная надежда на то, что, поселившись у Кости, Глебка раньше начнет свои каникулы, с треском провалилась. Никаких тебе преждевременных каникул, напротив, с каждым днем Катя все крепче закручивала гайки.

Сегодня утром Аида, задержавшись около Кости, спросила:

— Что это все-таки за приезжая?

— Гувернантка для прынца сардынского.

— Ты можешь разговаривать со мной без метлы и лопаты?

— Не могу. Был зачет, и я провалился.

— Какой зачет?

— По метле и лопате.

Аида отправилась дальше оскорбленной походкой. Потом обернулась, крикнула:

— Дизайнер с метлой!

Костя не обиделся, он понимал, что Аида разозлилась. Зачем Костя иногда дразнит Аиду? Да он и не дразнит — он оказывает сопротивление.

У бойлерной Аиду, как всегда, поджидал кочегар Толя Цупиков.

Аида подошла к нему, и тут Костя понял, что гнев Анды обрушится сейчас на несчастного Цупикова. Бог ему в помощь.

***

Дворник обязан не допускать детской безнадзорности, развешивания белья на окнах и вытряхивания ковров с балконов.

В дворницкой в отсутствие Кати — она ушла в гастроном — и Глебки — отправился в школу («Непонятно, почему в нее надо ходить каждый день?») — появилась техник-смотритель Фокасьева.

— Костя, кого ты у себя поселил?

— Гувернантку.

Фокасьева стояла, смотрела на Костю сквозь табачный дым, — она курила простые и очень дымные папиросы. Лицо у Фокасьевой было квадратным, несколько мужским. Костя возился со столом, укреплял его ящичными планками; Костины гарнитуры нуждались в постоянном реставрации.

— К асфальту, булыге, щебенке есть претензии?

— Претензий нет, — ответила Фокасьева.

— К газонам? Зеленым насаждениям?

— Нет.

— Работаем не хило?

— Не хило.

— Благодарствуем.

— За Глебкой смотришь?

Табачного дыма вокруг Фокасьевой прибавилось.

— Лепим человека. Никакой безнадзорности. — И Костя громко стукнул молотком, чтобы подтвердить свои слова.

— Ну, а…

— Гувернантка, вы хотите сказать? Выписал из Европы со знанием языков, арифметики и кашеварения. — И Костя опять как бы пристукнул свои слова молотком.

Фокасьева обвела взглядом комнату — фонарный столб, дорожные знаки… Сколько раз Фокасьева это видела, но привыкнуть все же не могла.

Дорожные знаки Косте дал участковый: это были старые, которые недавно в городе поменяли на новые, международные. Столб разрешила взять Фокасьева. Он был списан представителем сети наружного освещения. И заменен тоже на новый с желтым калильным светом. Костя, наверное, неделю возился со столбом — укорачивал его, красил.

Шкаф из ящиков — недавнее приобретение. Фокасьева шкафа не видела. Катя повесила на него найденную около трикотажного ателье большую рекламу. Фокасьева прочитала вслух:

— «Всех размеров и различных расцветок вы сможете заказать «кенгуру» в нашем трикотажном ателье». — Фокасьева покрутила папиросой.

— Диковато у тебя, Костя. Что ни говори.