Требуется ведьма

Суженый прижимал меня к себе, гладил по волосам, с которых стекала вода, и явно пытался согреть в своих объятьях. Его забота была невероятно трогательна и опасна… Опасна здесь, в пруду, который напитался любовными чарами.

– Соскучился? – поинтересовалась, надеясь, что он не поинтересуется, как я оказалась в одной рубашке посреди водоема ночью.

Объяснений этому у меня не было. Никаких.

– Очень, – прошептал Ланс и с жадностью поцеловал.

Остановился, тяжело дыша, погладил меня по щеке, оглянулся. Брови удивленно приподнялись вверх, я проследила за его взглядом и чуть не застонала.

Любовное зелье, вместо того чтобы исчезнуть, наоборот, усилилось, разрослось и наполнило собой не только пруд, но и напитало кувшинки, которые сияли чистым, белым светом. Да какое там… даже лягушки очумело квакали, попав под действие любовного напитка.

– Хм… – выдал Ланс. – Наверняка снова леди Лантара постарались. Так полагаю, вылили сюда приворотные зелья. Или дед наложил какие-то чары на пруд?

Я промолчала, радуясь, что Ланс сам нашел объяснение происходящему и мне не пришлось ничего выдумывать.

– Хотя больше похоже на любовный напиток… И нервы мои его действие точно щекочет, – заявил Ланс и жарким взглядом окинул меня всю.

А я… в намокшей, прилипшей к телу тонкой рубашке, обрисовывающей все, что можно… с горящими щеками и гулко бьющимся сердцем… Беззащитна и открыта в своих чувствах, потому что прятать их не получается.

Ланс притянул меня к себе, нашел мои губы и обжег поцелуем. Мы целовались и не могли остановиться, словно не виделись вечность, прошли пустыню и преодолели горы, прежде чем обрели друг друга.

Я горела от его ласк, задыхалась и прижималась к Лансу, не готовая отпустить, не способная насытиться им…

– Поплаваем? – хрипло спросил Ланс, обрывая сумасшествие.

– Давай, – согласилась я.

И первая нырнула, надеясь, что пламя, поселившееся во мне, утихнет.

В моей жизни было много самых разных ночей. Я оставалась одна в лесу, когда собирала травы. Спала под открытым небом в горах, слушая, как в хребтах воют ветра. Однажды даже дремала на крыше сельского дома, потому что устала лететь, а будить кого-то ведьме среди ночи было не очень хорошей идеей. Но такой… Ночи, насквозь пропитанной волшебством, когда ее дыхание оседает на горящих губах, а мир озаряется лишь звездным светом, серебром кувшинок и сиянием любимых глаз, у меня не было. И я впитывала ее в себя, наслаждалась каждым мгновением, выныривала и раз за разом оказывалась в объятьях Ланса, срывавшего очередной мой поцелуй.

Восхитительная, дивная ночь…

Через пару часов мы выбрались на берег. Ланс накинул на меня свою рубашку, сходил в домик садовника сначала за пледом, а потом за дровами и огнивом, разжег костер. Какое-то время я опасалась, что мы привлечем внимание слуг или охраны, но, видимо, Ланс предупредил их о своем свидании, и в саду так никто и не появился.

Откинула край пледа, приглашая Ланса забраться ко мне, и вскоре согрелась от его дыхания и рук. Зелье же поднималось белесым туманом, сыпало серебряные искры. Сутки должны пройти, не меньше, прежде чем оно развеется окончательно, хотя к рассвету его чары значительно ослабнут. Ланс молчал, баюкая меня в своих руках, и я, утомленная и заласканная им, задремала.

Тревога коснулась меня на рассвете, и я резко открыла глаза, обнаружив, что так и сплю на плече Ланса, прислонившегося к дереву. Костер давно потух, я зябко поежилась и осторожно выбралась из-под пледа. Было безумно жалко оставлять Ланса, и надо бы уже найти способ и рассказать ему, кто я, сколько можно тянуть, но я кусала губы, вглядываясь в родные черты лица, и медлила. Не желала разрушать волшебство этой ночи, которая так быстро закончилась, отпускать сотворенную его поцелуями и ласками сказку… И не стала будить. В конце концов, завтра в полночь мои чары исчезнут, я стану собой и не смогу больше прятаться. Заклинание метаморфоз нельзя использовать дольше, иначе рискуешь навсегда остаться в новом облике, а это в мои планы не входило.

Я поднялась и отошла подальше за домик садовника, высушила чуть влажную одежду. Подумав, выглянула и проделала то же самое с одеждой Ланса, а потом наложила и на него, и на себя чары, не позволяющие простыть. И только после этого, довольная собой, отправилась в дом. Обнаружила в своей комнате и виновато бренчащий котелок, и затихшую метлу. Махнула на этих безобразников рукой и принялась собираться.

На завтраке все разговоры были только о том, кто получит награду от Ланса за проданные цветы. Сам он, едва вышел из столовой, созвал всех нас в гостиную.

– Вы славно потрудились! Не ожидал такого энтузиазма, – улыбнулся Ланс, и половина слуг зарделись от похвалы, довольно переглядываясь и улыбаясь. – Награду вручаю двоим. Тебе, Александрина, – обратился он, и главная повариха радостно охнула и вышла вперед, забирая мешочек с монетами. – И тебе, Рита, – найдя меня взглядом, сказал Ланс. – Великолепные букеты!