— Да… Ничего… Это стопка папок упала… Хорошо, сейчас соберу. Я сама знаю, что лучше будет, если она не заметит, что я тут была… Где же эти отчеты… — бормотала девочка.
«Вот как! Интересно, зачем это Виолетте наши отчеты? И что теперь скажет иронист и юморист Голованов?» — подумал Агеев, проверив на всякий случай запись. Лента в миниатюрном диктофоне крутилась, записывая все звуки.
Судя по ним, Ника спешно проглядывала дискеты из маминого стола.
— Вот они! — услышал он ее голос.
Пара «мышиных кликов», и заработал принтер. Это продолжалось минуты три.
«Значит, листов пятнадцать отпечатала, — подумал Агеев. — Хорошо работают мои коллеги. Много пишут».
Через несколько мгновений послышался шорох листов, а специальный «бип» известил Филиппа, что девочка покинула кабинет и закрыла дверь.
Затем снова раздался голос Ники:
— Алло, Виолетта, ты слышишь? Это я.
«А, значит они на «ты»! — удивился Агеев.
— Я нашла то, что ты просила. Могу сейчас привезти. Мамы нет дома… Да, этот коротышка тоже слинял… Хорошо, только пусть папка тоже придет. Давайте пиццу поедим, а? Да. Пока.
Заработал второй микрофон: Ника надела куртку. Хлопнула дверь, и застучали шаги по лестнице.
«На лифте не едет, умница. Мало ли, вдруг я вернусь и встречусь с ней внизу? Просто Мата Хари какая-то!»
Скоро Агеев увидел Нику. Она вышла из арки, оглядываясь по сторонам. Остановилась у дороги и подняла руку. К ней подъехал старенький «Москвич».
— «Пицца-хат» на Тверской, — услышал Агеев.
— Сколько? — спросил водитель.
— Триста, — раздался голос девочки.
— Садитесь, — сказал водитель, судя по голосу, пожилой человек.
«Москвич» тронулся с места. Филипп поехал следом. Он вспомнил фотографию, которую обнаружил в первый день в бардачке машины Истоминой.
«Место встречи изменить нельзя!» — усмехнулся он.
Однако для контроля все-таки решил не упускать «Москвич» из виду.
Старик попался ужасно разговорчивый. Он рассказывал анекдоты и байки, над которыми сам же и смеялся, нисколько не смущаясь угрюмым молчанием пассажирки. У Агеева даже ухо заболело.
Наконец приехали. Ника вышла из машины и направилась в освещенный зал ресторана. Агеев припарковался напротив гигантских окон. Однако ему повезло меньше, чем неизвестному коллеге. Ни Ники, ни ее друзей не было видно, зато было хорошо слышно.
— Здравствуй, папуля. — Ника поцеловалась с отцом.
— Здравствуй, родная. Очень соскучился по тебе, — сказал мужской голос. — Как твои дела?
— Нормально…
«Ужасно фальшиво звучит, — подумал Филипп. — Наверное, на слух проще определить вранье».
— Ника принесла нам отчеты «Глории», — сказала Виолетта.
— Очень хорошо! Это поможет мне заставить нашу маму одуматься.
— Ты думаешь? — спросила Ника.
— Уверен, дочка. И мы снова будем вместе. — Мужской голос на этот раз звучал искренне.
— Вот. — Ника зашуршала листами. — Пойду заказывать пиццу.
— Иди, солнышко. — Мужчина просматривал бумаги. — И закажи нам пиво.
«Хороший папа! Пивко с дочерью-малолеткой попивает. Интересно, сняла Ника куртку?»
Оказалось, что сняла. Сигналы теперь разделились. Агеев услышал, как Ника, подойдя к стойке, делает заказ. Филипп заглушил этот сигнал и «вытянул» второй микрофон.
— Ну что? — это Виолетта.
— Отлично. — Мужской голос звучал с воодушевлением. Он сопровождался шелестом бумажных листов.
— Там есть то, что нам нужно? — спросила Виолетта.
— Да. Этого вполне достаточно. Они еще не поняли, на какую «бомбу» нарвались. Теперь и Осадчий, и Злобин у меня в руках!
— А Галина?
— На кой черт мне Галина! — сказал мужчина. — У меня есть ты!
«Вот гад! Пользуется дочкой, как хочет! — разозлился Агеев. — Ладно, Истомину я в это посвящать не буду. А вот Нике дам послушать рассуждения папаши. Со временем, конечно…»
— Тише, идет! — страстным шепотом сказала Виолетта.
Дальнейший разговор не был интересен Агееву. Он положил наушник и «откинулся на спинку сиденья…
16
Чем больше Грязнов узнавал о Злобиной, об Артуре Калинине, тем больше понимал, в какие дебри его заводит простое, казалось бы, расследование.
В этой истории каждый вновь всплывающий персонаж оказывался связанным с другими фигурантами. Например, все большее значение приобретала загадочная фигура отца Ларисы Злобиной — Игоря Осадчего, сведения о котором сумел раскопать Кротов.