Трефовый интерес

– Что там? Я ничего не вижу. – Ольга, с детства близорукая, слегка прищурилась.

Яркое солнце слепило глаза. Она приложила ко лбу ладонь, и взгляд ее различил темную точку, которая медленно двигалась по дорожке им навстречу.

– Это человек. Мужчина. Не местный. Он… мам, это солдат! Он в форме! – Светка нетерпеливо дергала ее за рукав.

– Солдат? – удивилась Ольга. – Откуда он здесь взя…

Она недоговорила, взглянув на Светку. Лицо той сделалось белее снега.

– Мам! – отчаянным шепотом проговорила Светка. – Это… Папа!!! Это точно он! Мама!!!

Ольга вздрогнула, точно ее ударили наотмашь.

– Ты… что… что ты несешь?

Но Светка уже не слушала ее. Она неслась по тропинке во весь опор, и ее радостный визг звенел у Ольги в ушах.

– Папа! Папа!! Папочка-а!!! Живой!!!..

И тогда Ольга закричала. По-звериному, протяжно, с надрывом, на одной воющей ноте:

– А-а-а…

Она села прямо на траву. Перед глазами быстро сгущалась темнота. Так же стремительно исчезали окружающие звуки: шелест листвы, щебет птиц, жужжание стрекоз. Ольга точно падала в глубокой колодец без дна. Все дальше и дальше от света, глубже под землю…

– Мама!!

Громкий крик пронзил густую тьму точно острый нож. Ольга почувствовала, как чьи-то руки схватили ее за плечи и трясут, сильно, до боли. Тьма начала рассеиваться, расползаться, точно туман под лучами солнца.

– Мамочка, очнись! Пожалуйста, что с тобой?!

«Светка, – равнодушно подумала Ольга. – Почему она так кричит?» И тотчас до боли знакомый голос, самый родной на свете, произнес с волнением:

– Оля! Олюшка! Ну что ты? Открой глаза.

Ольга пошевелила веками – они были точно каменные. Все же ей удалось приподнять их, и тут же глаза обожгло ярким светом летнего дня. В уши ринулся целый поток звуков. Она застонала и схватилась руками за голову.

– Олечка! – Сильные руки подняли ее с земли и поставили на ноги, бережно придерживая за талию.

Ольга открыла глаза пошире и увидела прямо перед собой встревоженное лицо. Голубые глаза, ямочки на щеках, упрямый подбородок…

– Витя…

Она не сказала, а выдохнула это имя.

– Да, родная, это я. Пожалуйста, не пугай нас, приди в себя.

Ольга тихо заплакала. Виктор гладил ее по волосам, по мокрым щекам, целовал. Светка прижималась к его боку.

– Я… я думала, тебя убили… – сквозь слезы пролепетала Ольга.

– Не добили. – Виктор улыбнулся.

Тут только она заметила, что на его голове плотная повязка.

– Ты ранен? – Ольга осторожно дотронулась до бинтов.

– И ранен, и контужен. Месяц был без сознания, в коме. Потом еще месяц в полубреду. Ничего не соображал. Не мог понять, кто я такой. Поэтому не писал тебе. И попросить не мог, чтобы написали за меня – ни адреса не помнил, ни имени твоего. С месяц назад примерно память стала возвращаться. Я стал писать в Ленинград – ответа не было. Тогда я послал запрос. Мне ответили, что вас эвакуировали и вы здесь. В части дали отпуск на две недели по ранению. И вот я здесь! – Виктор улыбнулся, сверкнув зубами. – Не буду рассказывать, как добирался и чего мне это стоило. – Он замолчал, пожирая Ольгу глазами. Она окончательно пришла в себя. Грудь ее разрывалась от невозможного, безмерного счастья.

Она вдруг вспомнила строчку из пушкинской сказки о Царе Солтане: «Восхищенья не снесла и к обедне умерла». В точности про нее! Ольга решительно тряхнула головой. Нет! Она не собирается умирать! Наоборот, будет жить долго и счастливо, как и все ее близкие!

– Пойдем в дом, – тихо проговорила Ольга и взяла Виктора за руку. Помолчав, добавила едва слышно: – Она знала, что ты вернешься. И не ошиблась.

– Кто она? – не понял Виктор, однако послушно последовал за Ольгой.

– Не важно.

Та уже открыла калитку и шла по дорожке к дому…

25

Лиза звонила Тарасу весь следующий день, и ночь, и еще день, и еще ночь. Телефон был выключен. Постепенно она теряла надежду и впадала в отчаяние. Ее не покидало ощущение, что ей внезапно, одним ударом, отсекли жизненно важный орган, без которого просто невозможно существовать. Пустой дом выглядел печальным и осиротевшим. На плите так и осталась стоять забытая Геленой сковорода с блинчиками. Лиза не находила сил убрать ее.

Она бродила по избе как неприкаянная. Заглянет в шкаф – там висят вещи Тараса, его футболки, рубашки, свежевыстиранные, наглаженные. Выйдет в столовую – там на комоде лежат отвертки и плоскогубцы: в день побега он чинил дверку кухонного стола. Наверху тоже все осталось: незастеленный впопыхах матрас, раскиданные вещи, бутылки из-под пива.

Лиза сходила в библиотеку и наклеила на дверь объявление, что ее несколько дней не будет. Она чувствовала себя совершенно разбитой и больной. Через день к ней зашла Марина. Увидев Лизу, она покачала головой:

– Ну и видок. Ты хоть ела что-нибудь за последние сутки?

– Не помню.

– Так и окочуриться можно, – вынесла вердикт соседка. – Слушай, пошли к нам. Артюха мой шашлыки жарит. Посидим, выпьем по рюмочке. Тебе и полегчает. Пошли, а?

Лиза отчаянно замотала головой.

– Ну что мне с тобой делать, Лизавета? – сокрушенно проговорила Марина. – Что твой милый? Не звонил?

– Нет. И телефон не в сети.