Трехгрошовый роман

– Партии, которая полностью и по-настоящему защищала бы мои интересы, в сущности говоря, нет, – пожаловался Мэкхит. – Я не позволю себе назвать наш парламент говорильней, – это было бы неверно, безусловно неверно! В парламенте не только разговаривают, иногда там и дело делают. Там делают всевозможные дела: только человек, безнадежно ослепленный агитацией, станет это отрицать. Весь вопрос, однако, в том, способен ли парламент оказать помощь в действительно серьезном случае. По моему мнению – по мнению серьезного делового человека, – во главе нашего государства стоят не те люди. Все они принадлежат к какой-нибудь партии, а партии все до одной своекорыстны. У них односторонняя точка зрения. Нам нужны люди, стоящие над партиями, подобно нам, деловым людям. Мы продаем наши товары богатым и бедным. Невзирая на личности, мы продаем каждому желающему мешок картошки, проводим ему электричество, красим ему дом. Руководить государством – задача нравственного порядка. Надо добиться того, чтобы предприниматели были хорошими предпринимателями, а служащие – хорошими служащими, короче говоря: богачи – хорошими богачами, а бедняки – хорошими бедняками. Я совершенно уверен, что когда-нибудь у нас будет такое правительство. Я буду стоять за него горой!

Браун вздохнул:

– К сожалению, у нас пока еще нет такой партии. Но что прикажешь мне теперь делать?

– А ты не интересовался, не могло ли что-нибудь произойти во время ремонта?

– Конечно, интересовался все эти дни. С этого я и начал. Но там ничего не произошло.

– Как это может быть? После провала забастовки докеры имели все основания прибегнуть к иным способам борьбы. Я никогда не понимал, как может человек работать в подобных условиях! Право же, это какая-то низшая раса!

– Если они берутся за работу, то уж работают. Если они взялись починить корабль, то уж не думают о том, чтобы его сломать. Это у них, знаешь ли, просто своего рода мозговая лень. Никогда они ничего подобного не сделали бы.

– Но ведь я направил туда моих людей в твое распоряжение, вернее – в распоряжение Пичема. Они появились в доках сразу же после забастовки.

– Ты хочешь сказать, что они…

– Ну разумеется, они охотно подтвердят все, что угодно. Я вызову Були.

– Ты это сделаешь? – спросил несколько утешенный Браун.

– Ясно! – серьезно ответил Мэкхит. – Для тебя я все сделаю. И кстати, я не хочу оказывать на тебя давление, но помни: Пичем как-никак приходится мне тестем. В конце концов, приданое моей жены находится в Национальном депозитном банке. Я его директор. Из-за ожесточенной конкуренции вклады, как мне довелось убедиться, сильно пострадали. Пропал также и вклад Пичема; я с таким же успехом мог бы сказать – мой вклад, принимая во внимание семейные обстоятельства. Но, помимо нас, есть еще множество мелких вкладчиков, и теперь, после гибели «Оптимиста», они поднимут страшный вой, когда узнают о пропаже своих денег. Это может сильно повредить тому патриотическому движению, которое благодаря недавней катастрофе начинает медленно возрождаться. Никакие личные чувства не связывают меня с моим тестем, но, поверь мне, будет гораздо лучше оставить его в покое.

Наполовину убежденный, Браун отправился к себе и допросил еще нескольких корабельных плотников.

Тем не менее он плохо спал ночью, а под утро ему приснился сон.

Он едет по одному из мостов через Темзу. Вдруг он слышит какое-то клокотание: он выходит из экипажа и перегибается через перила. Ничего не видно. Он бежит обратно и с угла набережной пытается разглядеть, что там внизу.