Трехгрошовый роман

После оправдательного приговора, рассказывала она смеясь, в поисках банкира Мэкхита приняли участие несколько владельцев д-лавок вместе с женами. Фанни присоединилась к ним и слышала их разговоры. Все они во что бы то ни стало хотели пожать ему руку и ругательски ругали Уолли, натравившего их на Мэкхита.

– Этот Уолли, конечно, преследовал какие-то грязные цели, – говорили они с возмущением.

Фанни объяснила Полли, что алиби, встреченное ими с таким удовлетворением оттого, что оно полностью обеляло Мэкхита, имело в виду то самое заседание ЦЗТ, на котором было принято решение прекратить снабжение лавок, то есть окончательно разорить их владельцев.

Полли от души расхохоталась, и они заговорили об осенних модах. К тому времени, когда кончилось заседание, они уже успели пригласить друг друга в гости. Полли немного нервничала – ведь сегодня ее отец впервые видел Мэка.

Она увидела мужа и отца выходящими вместе из конференц-зала. Они молча шли рядом. Оба были погружены в размышления.

В четырех каретах поехали в церковь. В одной из них сидела Полли с мужем. Она держала его руку в своей. Наконец-то. Итак, их любовь все-таки преодолела все преграды.

Пока в НДБ шло заседание, туман сгустился еще больше. Кареты двигались очень медленно. На перекрестке кучера спорили, куда держать путь.

Во второй карете сидели Пичем, Фанни и Блумзбери. Последний восторженно говорил о гениальности своего друга Мэкхита.

– Он исключительно трудоспособный человек, – сказал он почтительно. – В сущности говоря, он работает круглые сутки. О себе он вообще не думает, он думает только о делах. Он почти не отдыхает, разве только в обеденный перерыв перекусит что-нибудь. Собственно говоря, единственный его отдых – это тюрьма.

Потом Фанни заговорила с господином Пичемом об арендной плате в Хемпстеде.

Они поспорили, и Фанни Крайслер, посмеиваясь и искоса поглядывая на Пичема, сказала, что она всегда говорит правду, – ему это известно.

Пичем сделал над собой усилие и улыбнулся.

Лицо его посерело, и он казался очень старым. Он боялся. Вглядываясь в туман, он представлял себе смутные толпы людей с ужасающими плакатами, на которых были начертаны им же самим сочиненные угрозы.

«Хорошо еще, что сегодня туман, – думал он, откинувшись на спинку сиденья. – Но он может в любую минуту рассеяться. Что тогда? Конечно, угрозы – это мой хлеб. Но на этот раз я хватил через край. Мне это может стоить головы. Одна надежда на полицию, но проявит ли она достаточную распорядительность? Она ведь тоже плутает в тумане. Все, кто со мной едет, полны оптимизма. Они не знают, что над ними нависло, они не знают, какие плакаты движутся им навстречу. Ах!..»

Груч ехал в одной карете с Крестоном, Аароном и доверенным последнего.

Мэкхит произвел на Аарона сильное впечатление. Он признался, что достаточно ему было услышать в суде, что за спиной Центрального закупочного товарищества стоит Мэкхит, как он твердо решил предоставить ему руководящий пост в синдикате.

Кучера были, как видно, не очень уверены в том, что они едут куда надо. Они часто останавливались и громко переговаривались, не слезая с козел. Внезапно они все разом повернули и поехали в обратном направлении. Потом они опять принялись окликать прохожих, но те сами не знали, где находятся.

Постовой полисмен дал им указания, и они стегнули лошадей с таким видом, словно теперь уже знали, куда ехать. Мэкхит несколько раз крикнул в окно:

– Церковь Святой Троицы!

Наконец Груч и Аарон вылезли из кареты, дошли до тротуара и убедились, что перед ними пустырь, по крайней мере по одну сторону улицы.

Кучера стали совещаться. Они перечисляли все районы, где по одну сторону улицы тянутся пустыри. Не столковавшись, они поехали дальше. Хоторн недовольно сказал Миллеру (Полтора Столетия ехали в последней карете):

– Вообще непонятно, на каком мы свете!

После получасовых блужданий Мэкхит потерял терпение и резко сказал Полли:

– На ближайшем углу мы вылезем и зайдем в первый попавшийся дом. Дальше так плутать не имеет смысла!

Он действительно вышел из кареты, и остальные последовали его примеру.

Дом, к которому они подошли, был обнесен высокой оградой и казался довольно большим, хотя из-за тумана трудно было более точно установить его размеры. Ограда тянулась на большом расстоянии; они долго не могли найти ворот.

Когда путники наконец нашли их, оказалось, что они попали в тюрьму Олд Бейли.

Смеясь, они вернулись на мостовую и, перешучиваясь, разместились по каретам. Теперь всем стало ясно, что они окончательно заблудились.

Совершенно случайно наехали еще на одного полисмена; узнав, что господа имеют пригласительные билеты на панихиду в церкви Святой Троицы, он проводил кареты до угла, откуда можно было ехать напрямик.

Они опоздали больше чем на час.

На площади перед церковью, кроме нескольких нищих-инвалидов, почти никого не было.

Пичем высунулся из кареты и недоверчиво осмотрел паперть. Два-три десятка его людей стояли там, жалкие, промокшие.