Трехгрошовый роман

Воцарилось молчание. О'Хара опять погрузился в чтение газеты.

– Ну, так что же? – спросила Полли. – Брось газету! Как ты себя ведешь? Я же тебе задала вопрос!

– Ах да! – сказал О'Хара. – Правильно. Его нужно убрать. А что, собственно, произойдет, если его не уберут?

– Тогда я сама назову человека, с которым я изменяла мужу, – сказала Полли медленно и решительно.

– Вот как? Тогда ты сама назовешь человека…

– Можешь не ухмыляться! У тебя это не выходит. Я ни за что не появлюсь в зале суда рядом с такой комической фигурой, как этот Кокс. Если уж я изменяла мужу, то с относительно приличным мужчиной. Ты видел когда-нибудь Кокса? Это старый козел, а не мужчина, с которым изменяют мужу. Ты тоже не Бог весть что, но у тебя хоть внешность приличная. Для суда тебя хватит!

О'Хара был неприятно поражен. Его немалый опыт общения с женщинами подсказывал ему, что Полли весьма серьезно намеревается назвать его имя в случае крайней необходимости, то есть в том случае, если маклера не уберут вовремя. Но для него это было равносильно преждевременному разрыву с его шефом Мэкхитом, крушению всех его планов, а может быть и еще чему-нибудь похуже. О'Хара знавал Мэкхита еще в ту пору, когда тот назывался Бекетом. Он не всегда был толст и миролюбив.

О'Хара тщательно сложил газету и сел на кушетку.

– А ну-ка, заткнись, – сказал он грубо, – довольно трепать языком. Ступай.

Он понял, что настало время платить. Полли ушла, чтобы не раздражать его еще больше. Она была одета по моде тех времен: шляпа с колесо величиной, крашеные перья, газовая вуаль, зонтик и корсет, выпячивавший зад. Она в этот день нарядилась очень тщательно и разглядывала себя в каждой витрине. Это давало ей возможность одновременно проверять, кто из мужчин на нее оглядывается и кто за ней идет. Она направлялась к мужу в тюрьму.

С Мэком она была очаровательна. Она кокетливо присела на койку, закинула ногу на ногу и, дырявя зонтиком воздух, похвалила Мэка за то, что он остановил свой выбор на Коксе. Этот выбор сведет процесс на нет. Она войдет в зал суда, ткнет зонтиком в маклера, скажет: «Вот с этим человеком я жила?» – и просто расхохочется. Она заливалась смехом, рисуя эту сцену.

Мэк по-прежнему был мрачен. Миллер из Национального депозитного банка прибежал к нему в панике и сообщил о посещении Пичемом банка. Этот Кокс представлял собой серьезную опасность для Пичема и его состояния. Полли ему, как видно, было недостаточно. Но если Пичем не справится с Коксом, то лопнет банк, в котором он с таким трудом добился директорского поста. Мэкхит болезненно ощущал свою роковую связь с тестем и испытывал даже некоторое желание поговорить с ним так, как говорит иной зять со своим тестем, когда благосостоянию семьи угрожает опасность.

Он до такой степени нервничал, что не мог вынести присутствия Полли и вскоре отослал ее домой. Она ушла не раньше, чем он ее поцеловал.

Вскоре после этого у него состоялась весьма серьезная беседа с одним из его людей – Реди. Беседа касалась Кокса. Реди был лучшим из его убийц.

БОЛЬНОЙ УМИРАЕТ

Тем временем Кокс шел вниз по Харроу – стрит, по направлению к Вест-Индским докам. Пичем сказал ему, что он намерен устроить демонстрацию против забастовщиков. Он одел своих людей в солдатские мундиры. Они будут изображать старых солдат, возмущенных своекорыстием докеров, препятствующих доставке британских солдат на театр военных действий. На Олд Оук-стрит изготовлялись плакаты.с надписями: «Вы мешаете нашим товарищам воевать!» и «Смотрите, чем пожертвовали мы!».

Маклеру хотелось посмотреть на свалку. Впрочем, по словам Пичема, ничего особенного не ожидалось; важней всего было то, что он уговорился с газетами раздуть это дело.

В Лаймхаузе у пристали маклер повстречался с Бири. Управляющий Пичема казался очень возбужденным и сообщил ему, что до обеда Пичем отменил было демонстрацию, после обеда опять назначил ее; однако всех участников не удалось своевременно оповестить, так что в результате получится довольно плачевное зрелище. Бири убежал, подавленный, спасать, что еще можно было спасти.

Кокс свистнул. Значит, Пичем сначала забастовал, а потом возобновил работу.

Чем ближе он подходил к докам, тем больше народу попадалось на его пути. На всех углах стояли люди, но еще большее количество их шло, как и он, по направлению к докам. Казалось, что все чего-то ожидали. На его расспросы ему ответили, что у доков собрались на демонстрацию инвалиды войны. – Толпа становилась все гуще.

Было как раз время, когда должна была заступить новая смена. Те рабочие, которые не присоединились к забастовщикам, покидали доки. Так как до сих пор не произошло еще ни одного столкновения, администрация отказалась от мысли увезти штрейкбрехеров с места работы на лодках. Им пришлось следовать между двумя шпалерами забастовщиков.

Из района доков явственно доносился какой-то шум.

Пройдя еще несколько кварталов, маклер опять встретил Бири. Он пробирался сквозь толпу, сплошной массой устремлявшуюся к докам. Несколько минут они стояли рядом, стиснутые толпой.