Трехгрошовый роман

– Скидывай куртку! – крикнул он. – Докажи в открытом, честном бою, что ты более меня достоин занимать то доходное место, которого мы оба добиваемся. «Дорогу способнейшему!» и «Горе побежденному!» – вот мой девиз. Таким образом, я служу благу всего человечества в целом, ибо тем самым только дельные и способные возвышаются и становятся обладателями всего прекрасного на земле. Но не вздумай пользоваться запрещенными приемами, не бей ниже пояса и по затылку и не прибегай к помощи колен. Бой будет признан действительным, только если мы не станем отступать от правил Британского союза боксеров!

Схватка была непродолжительной. Физически и нравственно разбитый, Фьюкумби поплелся за стариком.

Об Олд Оук-стрит больше не было речи.

В течение недели он находился в подчинении у старика, который заставил его стоять, снова в солдатском мундире, на одном и том же перекрестке, а по вечерам, когда они производили расчет, кормил его.

Заработок его все время оставался на очень низком уровне. Он беспрекословно сдавал деньги старику и зачастую даже не знал, хватит ли этих нескольких грошей на жареную селедку и чашку скверного виски, из которых состоял его обед. Старик, чьи увечья выглядели страшнее, а в действительности не существовали вовсе, зарабатывал несравненно больше его.

Со временем солдат убедился, что его шеф умышленно ставит его на мосту против себя, чтобы никто другой не занял этого места, главным источником дохода были люди, всегда проходившие здесь в предобеденное время либо же утром, по дороге на службу, и вечером, когда они возвращались домой. Они давали только по разу и, как правило, ходили всегда по одной стороне, но все же время от времени изменяли этому обыкновению. На них ни в коем случае нельзя было надеяться.

Фьюкумби понимал, что занятое им положение – некоторый шаг вперед, но что это еще далеко не то, что нужно.

По истечении недели у старика, по-видимому, возникли из-за него трения с таинственной компанией на Олд Оукстрит. Трое или четверо нищих напали на них, когда они ранним утром выбирались из своего логова – заброшенного сарая в порту, и потащили их из улицы в улицу в дом, где помещалась маленькая, невероятно загаженная лавчонка под вывеской «Музыкальные инструменты».

За источенным червями прилавком стояли двое мужчин. Один из них, маленький, тощий, с будничным лицом, без пиджака, в некогда черном жилете и таких же брюках, повернулся к витрине, сдвинув на затылок продавленный котелок, засунув руки в карманы, и глядел в утреннюю муть. Он не обернулся и ни одним движением не выказал интереса к вошедшим. Другой был толст, с лицом красным как рак, и выглядел, пожалуй, еще более буднично.

– Доброе утро, господин Смизи, – с явной насмешкой приветствовал он старика и, распахнув обитую жестью дверь, прошел, не пропустив его вперед, в соседнее помещение.

Старик растерянно поглядел по сторонам, а потом последовал за ним под конвоем доставивших его людей. Лицо его стало серым.

Фьюкумби, никем, казалось, не замеченный, остался в тесной лавке. На стене висело несколько музыкальных инструментов – старые, помятые трубы, скрипки без струн, несколько облезлых шарманок. Предприятие это, по всей видимости, не процветало, инструменты были покрыты толстым слоем пыли.

Впоследствии Фьюкумби довелось узнать, что эти семь-восемь музыкальных древностей не играли здесь особо важной роли. Точно так же и узкий, в два окна, фасад дома давал весьма неполное представление о размерах скрывавшихся за ним построек. Прилавок с дряхлым выдвижным ящиком для денег тоже мало о чем говорил.

В этом старинном подворье, охватывавшем три весьма вместительных дома с двумя дворами, помещались портняжная мастерская, где работали шесть девиц, и сапожная мастерская с таким же количеством первоклассных мастеров. И, что самое главное, где-то тут же находилась картотека, содержавшая не менее шести тысяч имен мужчин и женщин, которым была оказана честь работать на эту фирму.

Солдат не сразу сообразил, каково назначение этого своеобразного и подозрительного предприятия; ему понадобилось на это несколько недель. Но он был до такой степени измучен, что сразу понял: для него будет истинным счастьем вступить в эту большую, таинственную и могущественную организацию.

Господин Смизи, первый работодатель Фьюкумби, в это утро больше не появлялся, и Фьюкумби видел его впоследствии всего лишь два-три раза, да и то издали.

Через некоторое время толстяк крикнул в лавку, чуть приоткрыв обитую жестью дверь: