Трехручный меч

— Ни последнего слова, ни последнего поцелуя, ни даже последнего взгляда. Осман! Приступай. Чтоб через пять минут голова этого дурака торчала на колу над воротами.

Я сказал в отчаянии:

— Да, ты победил, победил!.. Но больше всего я жалею, что никто, увы, никто так и не узнает тайного слова, что открывает твой Камень Силы…

Он вскинул руку, останавливая палаш Османа, с жадностью всмотрелся в мое искаженное мукой лицо. Проговорил медленно, еще раздумывая и подбирая слова:

— Я придумал, как заставить тебя страдать еще больше… Эй, Гастон!

Стражник подбежал, вытянулся:

— Слушаю!

— Принеси тряпку да попрочнее! Быстро.

Стражник исчез, буквально через минуту уже протягивал де Жюрминелю дурно пахнущую тряпку, которой явно вытирали коней. Де Жюрминель сделал всем знак отодвинуться, тряпку деловито скатал в ком, приблизил губы к моему уху и тихо сказал очень отчетливо:

— Камень Силы, где, кстати сказать, спрятана и моя смерть, открывается словами: «Во имя бога Кокацетля, его детей и потомства!»

В следующее мгновение его лицо хищно изменилось, одной рукой ухватил меня за челюсти, сдавил, челюсти разжались, он буквально вбил в рот туго свернутую тряпку, превратив в кляп. Я задыхался, глаза полезли на лоб, тряпка не только закрыла рот, не давая даже замычать, но наполовину перекрыла дыхалку.

Он отодвинулся, заулыбался, в глазах дьявольское веселье. Я чувствовал, что на моем лице в самом деле глубочайшее отчаяние, ведь не могу даже выкрикнуть вслух, дабы хоть кто-то запомнил, сохранил, а потом найдется смельчак, что все же доберется до этого гада, разобьет двери сокровищницы и выкрикнет заметное слово…

— Вот-вот, — сказал он с удовлетворением, — наконец-то я заставил тебя страдать!.. Наконец-то в твоих глазах настоящая мука. Ты бы видел свою рожу! Это же надо такое отчаяние, а? Умираешь, унося с собой величайшую из тайн! И не можешь выкрикнуть в надежде, что услышат хотя бы стражники!

Я с трудом замычал, руки дернулись с намерением выдернуть кляп, но тяжелая цепь не пустила. Де Жюрминель впервые захохотал, широко раскрывая пасть с дивными, в самом деле белоснежными зубами. Захохотал всласть, до слез, даже головой замотал, а когда совладал с собой, слабо махнул Осману, показал жестом, что голову мою срубить и насадить на пику. А потом все сжечь, а пепел развеять.

Осман грубо ухватил меня за голову, пригнул. Я упал на колени. Он, держа одной рукой за волосы, другой широко замахнулся. Свиста палаша я не услышал, зато донесся другой свист, он показался мне знакомым, тут же справа и слева послышались крики страха и боли. Я инстинктивно рванулся в сторону, больно дернуло за волосы, и в деревянную колоду с неприятным стуком вонзилось лезвие. Сам Осман изогнулся, обе руки задрались в красивом жесте, словно вынимал меч из-за спины, но на самом деле пальцы скребли оперение толстой деревянной стрелы, просадившей его шею насквозь, острие вылезло почему-то из середины груди.

Я догадался взглянуть наверх. В лиловом закатном небе нарезают круги крупные драконы, едва-едва размахивая крыльями. Десятки лучников торопливо выпускают стрелы, а воины в тяжелых доспехах швыряют дротики. Те щелкают по каменным плитам, отскакивают от статуй, но еще чаще с чмоканьем вонзаются, как в мокрую глину, в мечущихся, подобно испуганным и разъяренным муравьям, людей.

Де Жюрминель зарычал от ярости, рука метнулась к кинжалу. Меня сейчас прирезать проще, чем цыпленка, но кто-то из стражников самоотверженно вскрикнул:

— Они высаживаются, мой господин!.. Уходите, не теряйте времени!.. Мы их задержим!

Сильный порыв ветра опрокинул меня на задницу, а де Жюрминеля заставил отступить на два шага. С опустившегося дракона соскочили с десяток рыцарей, ринулись, гремя доспехами, в нашу сторону. Де Жюрминель зарычал в бессильной ярости:

— Зачем я тянул?..

Он метнулся к стене здания, ладони с разбега шлепнули в крестики на каменных плитах. Часть стены легко повернулась боком, де Жюрминель проскользнул молниеносно, стена тут же повернулась и встала на место. И дело не в том, что края кладки так подогнаны, что не отыщешь зазор, а что я услышал металлический щелчок. Это значит, задвинуты все запоры.

* * *

Ко мне подбежали, подхватили под руки, кто-то с силой выдернул кляп. Могучие крепкие рыцари, отборный отряд, я все еще не понимал, кто так вовремя пришел на помощь, но рыцари расступились, в проходе показался крупный человек в полном рыцарском доспехе, но с непокрытой головой. Седые волосы красиво падают на блестящий металл, лицо в глубоких морщинах, я с изумлением узнал короля Гарторикса.

По властному движению его длани подбежал кузнец. Один из рыцарей положил на колоду боевой молот, на нем натянули цепи, кузнец могучими ударами быстро расплескал звенья. Цепи осыпались с тяжелым звоном, даже грохотом.

Я вздохнул с облегчением:

— Спасибо… А теперь, Ваше Величество, надо спешить, иначе опоздаем…

К моему удивлению, он кивнул:

— Знаю. Пойдем.

— Побежим! — крикнул я.

За нами метнулось с десяток крепких рыцарей. На бегу я спросил осторожно:

— Вы… знали?