Трем девушкам кануть

– Ну и варите, – сказала она, отодвигая движок. – На здоровье! Я бы на вашем месте ничего подобного не делала бы… К нему приехала женщина, можно сказать, напрашиваться, а он ее завел черт знает куда… Пытает… Эх вы! Сыщик…

Сыщик! Вот она опять проговорилась. Как тогда с его профессией. Тогда он испугался, как-то очень ясно представилась ситуация «был Юрай – нет Юрая», а сейчас уже был спокоен. Спокоен, спокоен, спокоен… Привык, что ли?

Он видел, как она заметалась в переходах и лестницах. Захотелось, чтоб она запуталась тут окончательно, до испуга – у них такие моменты со случайными посетителями бывали, – но не тут-то было. Не та леди! Рванувшись раз, другой не в ту сторону, она уже с третьей попытки нашла нужное направление, оглянулась на наблюдавшего за ней Юрая, обдала его таким презрением, что у Юрая – чертова вегетатика! – даже спина взмокла, вильнула шикарной клепаной юбкой и только ее и видели.

Мужики окружили Юрая, цокали языками. И кто? И где? И что?

– Да ты спятил, Юрай? Такую бабу и за движок? Как курьершу-малолетку?

Хорошо, что в окно не видно было «мерса». Совсем бы заклевали «братья по перу».

– Лидия Алексеевна Муратова, – сообщил по телефону Леон. – Дочь очень большого босса. Давно покойного. Разведенная. Фамилия осталась по мужу. Подвизается в каких-то благотворительных фондах. Защитница детей и зверей. На эту тему ездит за границу. Юрай! Ей сорок шесть, и она на сегодняшний день одинока. Ее любовник полтора года тому назад слинял в Израиль. Она тоскует и тут вдруг встречает тебя. Высокий, красивый, сексуальный… Ну чего ты к ней прицепился, ненормальный? Что за мания преследования? Ну с какой стороны она может быть причастна к твоей занюханной периферии? Самая большая глубинка, где была Муратова, – это Форос. Где она, а где твои несчастные покойницы? Это же разные миры, Юрай! Они взаимонепересекаемы. В твоем Горловске добывают черный-пречерный уголь. И еще соль… Ноу алмазов и платин. На хрена ей ваши дали, старик? Только ты, как молодой самец, можешь представлять для нее интерес. Сам по себе! Сам! Пойди и отдайся ей. Увеличишь количество все убывающей положительной энергии в космосе.

– Щас, – сказал Юрай. – Щас! Только штаны скину.

Вот и умный Леон мужик, но мысль к нему пришла самая легкая. Фу – и нету мысли. Потому что Юрай подлинно знал…

…Не было у Лидии Алексеевны женского интереса к нему. Не было… Это бы он сообразил, отделил бы мух от котлет. Было другое. Что?

…Кто-то передвигал дамочку в направлении к Юраю? Кто?

…Тот, кто знал про бездарные телодвижения Юрая в поиске преступника.

Не преуспел Юрай, не преуспел. Только милиционера подвел. И хоть пока Юрай-сыщик в полном проигрыше, тот Некто еще не совсем спокоен. Вот он двинул на него «Мерседес»…

Но разве Лидия Алексеевна наживка? Наживка та дурочка, что с ног сбила Михайлу. Лидия же Алексеевна не из тех дам, кто играет подручную роль. Значит…

Куда тебя несет, Юрай? Куда? С какой стороны может соединяться их захолустье с великосветской дамой? Да ни с какой… Тут Леон прав… Стопроцентно…

* * *

От мамы пришло невеселое письмо. У нее сгорела уборная. Что это такое для одинокой пожилой женщины – ежу понятно. Найти копальщиков ямы и доски для строительства – дело по нынешним временам совсем дохлое. Соседка пускает маму в свою, «…но ты же понимаешь, сынок, долго это делать неудобно. Как жаль, что ты уже был в отпуске, а сейчас дело к зиме, и так все стало трудно, так трудно». Мама ни о чем не просила, но письмо было такое смятенное, что Юрай понял: надо ехать и рыть маме уборную.

Редактор вылупил на Юрая глаза и задал совершенно справедливый вопрос:

– Что это за самовозгорание говна на ровном месте? Или пионеры-тимуровцы?

Он дал Юрию неделю-полторы в счет будущего отпуска и попросил привезти любой человеческий материал о строителях.

– Раньше бы ты морду не кривил, а, как пить дать, писал бы очерки, теперь же я тебя прошу… Напиши, Юрай, что, мол, есть еще люди-умельцы. Не совсем вышли… В конце концов, будешь же доставать доски? Будешь просить работягу очко выпилить?

Юрай слушал плохо, потому что был сбит с толку первым вопросом редактора: «С чего бы это сгореть сортиру?»

Первой, кого он встретил на улице, была Алена. Похудевшая, подурневшая, она шла с судками и прошла бы мимо, не останови ее Юрай.

– А! Ты! – сказала она. – Так берешь у меня обувку или нет? Только учти, я продам не по номиналу. Выше. Как это стоит сейчас. За три тысячи, не менее.

Юрай присвистнул.

– Я такой дорогой обуви не стою, – засмеялся он. – Ищи другого! А где ты их купила?

– Где? Где? В ГУМе, – ответила Алена. – У нас же от поезда до поезда был почти день. Ну и случайно наскочили… А ты чего приехал?

– Уборную рыть, – сказал Юрай.

– Слушай! – закричала Алена. – Мы тут так перепугались. Мигом занялось, а кругом же одни сараюхи. Боялись, перекинется на них, а потом и на жилье. Но ничего, Бог миловал. Быстренько сгорела, как свечечка. До пожарных.