Тремарнок

Затем их разместили в детском отделении. Устроившись, Рози принялась рисовать цветными карандашами, которые принесла Пэт. Девочка изнывала от скуки, она не привыкла сидеть без дела.

– Нам нельзя на улицу? Здесь так жарко.

Лиз выглянула в окно. Уже смеркалось, и она представила других, счастливых детей – как они бегают перед сном по саду, чтобы выплеснуть излишки энергии, как смотрят телевизор, как возятся с игрушками.

Погрязнуть в жалости к себе – этого только не хватало.

Она покачала головой, и лицо Рози вытянулось.

– Я хочу домой.

– Знаю, – ответила Лиз сочувственно, но твердо, – но надо дождаться результатов. Уже недолго осталось.

На самом деле она понятия не имела, сколько времени это еще займет. Может, они часами не услышат никаких новостей, а то и до завтра, или даже до послезавтра. Однако около пяти часов медсестра попросила Лиз пройти к доктору, хотя после томографии прошло всего полтора часа.

– Рози может пойти со мной? – спросила Лиз, но получила отрицательный ответ. Видеть хотели ее одну.

Не желая оставлять дочь, она попыталась возразить. Не исключено, что после всего произошедшего она вообще никогда не сможет отойти от Рози.

– Она не будет мешать, правда, просто рядом посидит. Она послушная.

Но медсестра настаивала, и Лиз поцеловала Рози на прощанье.

– Я скоро вернусь. – Эти слова отозвались у нее в груди щемящей тоской.

В дверях она обернулась и помахала, и Рози помахала ей в ответ. Следуя за медсестрой в отделение неврологии по бесконечным одинаковым коридорам, пахнущим средством для дезинфекции, Лиз убеждала себя, что молния редко бьет дважды в одно и то же место. У Рози церебральный паралич – этого более чем достаточно для любого ребенка. Снимок не покажет ничего нового, и скоро они отправятся домой.

«Просьба не беспокоить», – гласила надпись на двери. Тревога же ложная и все вот-вот ей заулыбаются, да? Лиз упрямо не желала отказываться от этой мысли. Просто неудачное стечение обстоятельств, Рози отправилась в поездку в неподходящее время. Чересчур много восторгов и волнений, при том что физической крепкостью девочка никогда не отличалась. Ей просто надо отдохнуть.

Однако ноги у Лиз почти подкашивались, и, когда она села напротив мужчины среднего возраста – в очках, в голубом халате с закатанными рукавами, – у нее застучали зубы. Рядом с доктором стояла женщина в белом халате, а около Лиз устроилась медсестра, которая ее привела.

– Мне очень жаль, но новости плохие, – сказал мужчина, глядя Лиз прямо в глаза, – у вашей дочери опухоль мозга, поражен большой участок.

В голове у Лиз будто закружился бумажный самолетик. Он все снижался и снижался, нарезая круги, пока не ударился с глухим стуком о землю, а пассажиры не потеряли сознание.

– Опухоль находится в лобной доле и давит на зрительные нервы и волокна, которые регулируют деятельность левой стороны ее тела.

Лиз согнулась. Снежный буран настиг без предупреждения. Белый свет, гудение и тошнота. Чья-то рука легла на спину.

– Меня сейчас стошнит.

В руках чашка, рвотные позывы и – ничего.

– Сначала стероидами мы попытаемся сократить зону поражения. Операция в следующий вторник.

Перед глазами промелькнула картинка: другая больница, другой доктор, другое время. В тот раз ей сообщили, что у Рози церебральный паралич. Тогда показалось, что наступил конец света, но именно показалось. Но не сейчас.

– Она умрет?

Лиз в упор посмотрела на врача, лицо его было бесстрастно. И все же за профессиональной сдержанностью угадывалось сочувствие. Как бы часто доктор ни проходил через подобное, едва ли он смог привыкнуть.

– Мы сделаем все возможное, чтобы этого не произошло.

Она поверила ему. Но готова ли она доверить этому человеку спасение своей дочери?

Врач поднял черно-белый снимок и указал на крупное пятно поверх здоровых тканей – врага, грозящего уничтожением.

Выбора у нее нет – только довериться.

Лиз вернулась в приемную, призывая на помощь все свое актерское мастерство, готовясь изложить Рози смягченную версию.

– Сейчас твое состояние оставляет желать лучшего, – начала она, – но все очень постараются, чтобы оно побыстрее вернулось в норму.

Она не отдавала себе отчета в том, что голос ее почти срывается.

– Не плачь, мам, – сказала Рози, протягивая к ней руки, – все будет хорошо.

Ее маленькая ладонь похлопывала Лиз по спине – тише, тише, – пытаясь успокоить и защитить.

Это было уже чересчур, и, несмотря на все старания, Лиз разрыдалась.

– Я не хотела, извини, – сказала она, вытирая нос и глаза рукавом, – конечно, все будет хорошо, все наладится.

Но Рози не из тех, кого проведешь. Начитанная, умная, она знает, что опухоль мозга – это серьезно, поэтому Лиз решила быть честной и, по возможности, ничего не скрывать. Ее дочь заслуживает правды. Вот только это будет непросто, да и хватит ли у нее самой сил?

До вторника тянуть не стали, стероиды не сработали, и, по словам врачей, состояние Рози ухудшалось. Левая сторона ее тела слабела, и последствия могли оказаться необратимыми.