Уроки закончились, но впереди маячила эта – терпеть невозможно – продлёнка. И вместо того, чтоб где-нибудь шухерить, скоро предстояло вернуться в школу. Но немного времени у них ещё было, – у Сергея… впрочем, нет, у Серого – так его тогда звали на улице – и его друга, с кем спустя годы будут хохотушек на Пяти Углах цеплять.
Они гуляли возле дома Серого, и вдруг увидели на крыльце подъезда коробку из-под торта. Друзья переглянулись и одновременно кинулись к коробке. К такой беленькой да аккуратной.
– О-а-а! – в азарте закричал друг на бегу.
– О-а-а! – перекрикивал Серый.
Он оказался чуть быстрее. Когда носок ноги уже летел точно в коробку, и невозможно было отвести удар, в голове промелькнула старая, всем известная фишка про кирпич в ничейном мячике.
«Ой!» – воскликнуло в мозгу отчаянье, и нога врезалась в картонную упаковку. Сердце сжалось… Но боли он не почувствовал. Коробка подлетела, открываясь, и в стороны прыснули ошмётки торта.
«Очень много крема», – тупо подумал Серый.
– О-э… – издала нечленораздельный звук тётка, стоящая здесь же, на подъезде, прежде оживлённо болтающая по телефону-автомату.
Она смотрела округлившимися глазами на веером разлетевшийся по асфальту торт. Друзья, не говоря ни слова, стремглав кинулись мимо ошарашенной тётки в подъезд. И, только когда они уже летели вверх на второй этаж, перепрыгивая через ступеньки, с улицы раздался пронзительный крик, словно вой запоздалой сирены.
Серому свою дверь открыть, что торт пнуть – миг. Раз – и они уже заскочили в квартиру. А, переведя дух, вдруг поняли, что сами себя загнали в ловушку. Надо было бежать куда-нибудь прочь по улице. Теперь же тётка наверняка устроила засаду в подъезде. А в продлёнку уже было пора идти. Опоздают – всё будет доложено родителям. А у них прогулов немеряно! За что и сослали их на дополнительные занятия. Что ж делать? Если из квартиры выйти, то засечёт тётка и вечером предъявит родителям Серого счёт за торт. Если же остаться дома, то предъявлять будеть училка.
– Лоджия, – проговорил друг.
Они переглянулись и молча пошли на лоджию.
– Да, прыгнуть можно, – глянул вниз Серый и посмотрел на друга. – Давай.
– А чё это я? – запротестовал друг. – Торт ты пнул. И лоджия твоя. Ты первым и прыгай.
Серый опять посмотрел вниз, на газон, спускающийся от тротуара к дому под углом градусов в сорок.
– Я… – проговорил он не очень-то уверенно. – Раз плюнуть. А ты что ж – не можешь?
– Могу, – усмехнулся друг. – Плюнуть. И раз, и два. А прыгать ты первый должен. Я – после.
Серый, перегнувшись через парапет, плюнул вниз. Упавшая слюна лежала, такая близкая, в бетонной канаве для стока воды. А прыгать предстоит на склон – вообще рукой подать. Тем более на землю.
– Раз плюнуть, – повторил Серый уж более решительно и перелез через парапет.
Теперь он держался за него руками за спиной, стоя на крохотном выступе одними пятками. Невдалеке какие-то две девчонки перестали заниматься своими девчачьими делами и с любопытством уставились на Серого. Всё, обратной дороги не было. И он, конечно же, прыгнул.
А, приземлившись, почувствовал сильнейшую боль в той самой ноге, что летела на коробку и, казалось, обречена была сломаться, врезавшись в спрятанный кирпич. Но Серый даже не пикнул, помня о наблюдающих девчонках и ещё не прыгнувшем друге. Подняв лицо, он улыбался.
– Прыгай, – сказал Серый другу.
Тот, заподозрив неладное, молча разглядывал его.
– Пры-ы-ыгай! – продолжал выдавливать улыбку Серый.
– Чё ты оскалился-то? – спросил друг.
– Ну, давай же.
– А ты отойди, – сказал друг.
– А ты рядышком.
– А ты пройдись-ка немножко, – предложил друг, даже и не думающий перелазить через парапет лоджии.
С лица Серого исчезла улыбка. Он встал на здоровую ногу, а когда попробовал ступить на т у, что болела, то чуть не взвыл. Нога подкосилась, но Серый устоял, скрипнув зубами. Девчонки засмеялись, а друг сказал:
– Знаешь, пожалуй, я прыгать не буду.
Серому уже было всё безразлично, и он похромал домой. У подъезда, конечно тётки уж и след простыл. А разлетевшиеся ошмётки торта доедали дворовые собаки.
Одно хорошо, в продлёнку идти не пришлось. В травмпункте врачи обнаружили у него трещину ступни и наложили лонгет.
Сергей пошёл в комнату смотреть утренние телепередачи. Он включил телевизор с лентяйки и завалился на диван. Пульт от телика был не родной. Родной он оставил у Аллы. У той оказался такой же телевизор, а лентяйки к нему не было. Они тогда попробовали жить вместе. Алла, конечно, барышня красивая, но причуды у неё – ну его на фиг. Сергей ушёл от неё недели через две, обратно в свою съёмную квартиру.
С экрана утверждали, что в каждом человеке скрываются тысячи личностей.
«Что за чепуха», – подумал Трескачёв и выключил телик.
По жестяному карнизу окна забарабанил дождь. Сергей вновь разобрал постель, и улегся досыпать. Мысли тёплой тихой рекой поплыли вдаль, увлекая сознание в мир спокойного сна.
СЛАВНЫЙ