Трения

– Какая разница? – изрекла моя мать, пока мы мчались в город так, точно позади полыхало пламя.

Когда мы вошли в ее квартиру, зазвонил телефон. Я снял трубку.

– Позови мать, – сказал голос того мужика.

Она взяла аппарат и ушла в спальню.

Было уже почти двенадцать. Я позвонил Ютте узнать, как дела, но она сухо спросила, что опять происходит. Мои истории с матерью отравляют нам жизнь. У нас с Юттой уже совсем не так, как было вначале. Она сказала в трубку, что если я немедленно не вернусь, она уйдет и ждать меня не будет. Да, когда мы только начали жить вместе, все было совсем иначе. Это было весной. Но сейчас кажется, будто давно. Я стал смотреть на улицу, и она показалась мне такой же чужой, незнакомой, как я сам, когда, бывает, думаю о некоторых вещах. Случаются иногда такие моменты, когда не узнаешь ничего. Даже самого себя.

Я обернулся. Мать протянула мне трубку:

– Он хочет с тобой поговорить.

Я заглянул домой. Ютту застал уже на пороге.

Она сказала, что я пожалею, если буду продолжать в том же духе. Я хотел было обнять ее за талию, но она увернулась. Я сел, попросил ее сесть рядом и успокоиться. Она выскочила из квартиры, хлопнув дверью.

Я снова уселся в машину и опять покатил за город. Кругом все было белесым. Какого черта я не веселюсь со всеми вместе? Какого черта я не плюнул на все и не выскочил вслед за Юттой? Что я получу в результате? Да одни неприятности, как ни поверни. Неприятности, это точно. А как их избежать? Как можно действовать в собственных интересах, если сам не знаешь, чего хочешь, если горизонт туманен и так далек? Хотел бы я знать.

На этот раз материн дружок был прилично одет, а большая комната прибрана. Занавески раздвинуты.

– Мы с твоей матерью не совсем чужие, – начал он. – Должно быть, ты это заметил. Вот об этом я и хочу поговорить. Я попросил тебя приехать, потому что это сугубо мужской разговор. Потому что между мной и твоей матерью кое-что происходит. Ты понимаешь, о чем я?

– Я не в курсе. Мать ничего мне не говорила.

– Ну так что ж, значит, я скажу. Садись, чего стоишь?

– Лучше постою. У меня времени мало.

Он стал уговаривать меня чувствовать себя как дома, присесть, не судить предвзято о том, что он имеет мне сообщить, и даже говорить ему «ты» и называть по имени, Роже. Я отказался, но он все же налил мне выпить.

– Ты будто с луны свалился, – продолжал он. – Может, правда, ты это нарочно… С виду ты умный парень.

Он внимательно следил за моей реакцией, но я молчал, точно воды в рот набрал, и не двигался. На меня даже девушки иногда за это обижаются.

– Слушай, мы с твоей матерью хотели бы почаще видеться. Понимаешь, уехать как-нибудь на уик-энд, сходить в ресторан, провести вечерок вместе. Ну и все такое, что я буду тебе рассказывать?… Как ты на этот счет? Не против?

– А разве я могу этому помешать?

Он на минуту смутился. Я начинал действовать этому кретину на нервы. Но я как-никак сын женщины, которая ему нравится, так что ничего, проглотит. Он вздохнул:

– Мне почему-то кажется, что нужно твое согласие. Странно, правда? Как будто мне от тебя разрешение требуется. Я прав?

По-моему, это бред, но что я ему, нянька? Пусть себе помучится. Интересно, и чего мать в нем нашла? Если, конечно, действительно нашла и этот Роже не выдает желаемое за действительное. Нет, моя мать, конечно, живет полной жизнью, как почти все вдовы ее возраста, но дальше секса обычно не заходит. Одно дело перепихнуться с кем-нибудь, другое – провести ночь в объятиях мужчины. Я уж не говорю, поехать вместе на уик-энд.

– Ты меня слушаешь? Мне кажется, ей важно твое мнение. Она боится, что тебе это не понравится. Что ты воспримешь в штыки. Но я не понимаю, почему тебе это может не понравиться. Мы ведь ничего плохого не делаем.

Я чуть было не выплеснул ему в физиономию содержимое моего стакана. Тут вдруг вошла девушка. И земля покачнулась у меня под ногами.

В следующую субботу мать расфуфырилась: черное платье в облипочку, ожерелье из искусственного жемчуга, а бюстгальтер так и распирает. Я ничего не мог понять.

Там, где она работает, есть две женщины ее возраста, которые только и ждут, чтобы позвать ее в гости. Я-то думаю, это пошло бы ей на пользу, в их среде хоть не такие извращенцы. Но мать заявила:

– Терпеть не могу таких.

– Каких таких? О чем ты?

– Сам прекрасно знаешь. У них там семеро по лавкам, мебель делают сами, вечно строят планы на будущее и одеваются в дешевых магазинах. Кошмар!

На том разговор и кончился. Но однажды мать вернулась вместе с Ольгой, обе были нагружены свертками и пакетами и хохотали как помешанные. Тут я все понял. Понял, с кем они общаются. Достаточно было посмотреть, как мать начала одеваться и держать себя.

Я спросил, что означают их высоченные шпильки, ажурные чулки и браслеты и на кой черт они связались с этими шестидесятилетнимиразвалинами, которые тоннами жрут виагру, запивая ее мартини с джином, сверкают зубными имплантами, носят трусы от Кельвина Кляйна, а отдыхать ездят на острова.