Трепанация прошлого

Одним словом, список пациентов не оправдал тех надежд, которые возлагал на него Гуров.

— Павел прилетел? — спросил он.

— Еще ночью. Я его встретил и на городскую квартиру отвез. Утром он к отцу в госпиталь поехал, а я — сюда, к Владимиру Николаевичу, — ответил Смирнов.

— Я же просил его немедленно со мной связаться, — укоризненно сказал Лев Иванович.

— А вы сами в такой ситуации куда бы сначала поехали? — спросил мужик, и Гурову нечего было ответить. — Да вы не волнуйтесь! Я его спросил, не говорила ли Ирина Дмитриевна что-нибудь, когда узнала, что с ее мужем случилось.

— Ну?.. — Сыщики даже подались к нему. — Говори! Не тяни!

— Она сказала: «Он ради них свою душу в клочья рвал, а они ему вот чем отплатили». Но…

— Подожди! — цыкнул на него Крячко. — Лева, она могла иметь в виду как сразу всех пациентов мужа, так и каких-то конкретных из них.

— Это не суть! — отмахнулся Гуров. — Важно то, что она знает, в чем дело. О чем-то ей муж сказал. Как иначе он уговорил бы ее уехать с детьми, причем так срочно?

— Дайте договорить! — возмутился Геннадий. — Дело в том, что Пашка живет в Сан-Франциско, он программист. А Ленка — в Нью-Йорке, она врач. Кондрашов позвонил Пашке, а уже тот — сестре, потому что Ирина Дмитриевна сейчас у нее. Так что о том, что она сказала, Пашка знает только со слов сестры. Когда Ирина Дмитриевна услышала, что случилось с Ильей Павловичем, ей стало плохо с сердцем. Предынфарктное состояние. Она сейчас в госпитале, где Ленка работает. Пашка сначала прилетел в Нью-Йорк, а уже оттуда — в Москву. Но у него времени не было, чтобы с Ленкой и матерью увидеться. Он с ними только по телефону поговорил.

— А вот ты сейчас сам ему позвонишь и скажешь, чтобы он мухой мчался сюда, — приказал Гуров. — Пусть звонит сестре…

— А смысл? — перебил его Геннадий. — Ленке я и сам могу позвонить, но между Москвой и Нью-Йорком разница во времени — минус девять часов. Там сейчас даже не раннее утро. Разбудим мы ее, что дальше? Ирина Дмитриевна в госпитале. Надо дождаться хотя бы их девяти часов, когда Ленка на работу приедет, чтобы можно было и с ней, и с ее матерью поговорить.

— Нет ничего хуже, чем ждать и догонять, а ведь придется, — пробормотал Гуров. — Ладно. Пошли дальше. Гена, я ни за что не поверю, что у Осипова не было органайзера. Куда-то же он записывал адреса и имена пациентов.

— А вот не было. У него в кабинете на письменном столе рядом с телефоном лежал блок бумаги, вот как у вас. — Смирнов показал на желтый кубик на столе у Крячко. — Он записывал на листок все данные и прилеплял его к картинке на календаре, висевшем на стене. Когда надо было ехать, Илья Павлович отрывал листок и брал его с собой, а потом выбрасывал, потому что мне два раза повторять не надо.

— Да уж! Осипов действительно оберегал своих пациентов от любой огласки, а вот кто-то из них… — Крячко горестно помотал головой.

— Лев Иванович, я по поводу тех двух букв. Ни у кого из жителей поселка имя или фамилия с них не начинается, — уверенно сказал Геннадий.

— Каких двух букв? — встрепенулся Стас.

— Ах да! Ты же ничего не знаешь! — спохватился Гуров и рассказал другу о том, что эксперты сумели разобрать на записи.

— Это намного упрощает задачу! — обрадовался Крячко. — Раз жители поселка ни при чем, то мы, как только получим списки пациентов, выберем оттуда всех, чье имя или фамилия начинается на «Ти», потом запросим их медицинские карты, а там рост обязательно должен быть указан. Отбросим всех неславян, потому что преступник говорил на чистом русском языке, и круг подозреваемых значительно сузится.

— Для этого еще списков надо дождаться, — охладил его пыл Гуров.

— А давайте я поговорю с ребятами! — предложил Смирнов.

Гуров и Крячко переглянулись и повернулись к нему.

— Гена, ты про эти две буквы уже забыл! Ты о них даже никогда не слышал. Упаси тебя бог хотя бы заикнуться о них своим друзьям! — предельно серьезно и даже угрожающе произнес Лев Иванович.

— Вы не понимаете! — разозлился мужик. — Да эти ребята!..

— Вот мы-то как раз понимаем, — тоже очень недобро сказал Крячко. — Потому что в сыске прослужили дольше, чем ты на земле живешь. Это там, на войне, вы делились последней коркой, глотком воды и от пуль друг друга закрывали. А потом вернулись домой, и пути ваши разошлись. Ты не знаешь, кто каким пошел.

— Вот ты сказал, что все съехались, — напомнил Смирнову Гуров. — Да, в минуту опасности вы придете друг другу на помощь. Пожить пустите, денег одолжите, куском хлеба поделитесь, морду за друга набьете! Но ты не знаешь, чем твои друзья занимаются там, где живут.

— Хотите сказать, что кто-то из них скурвился? — Геннадий зло ощерился.

— Не исключаю, — ответил Лев Иванович, увидел, как Смирнов приподнимается со стула, и предупредил: — Не надо бросаться на меня с кулаками! Только сам пострадаешь!