Трещина

Сквозь темноту я расслышал чей-то голос, а затем мокрая тряпица стала протирать мое лицо. Я постарался разлепить веки, но это было выше моих сил. В голове видно взорвалась термоядерная бомба. Сговорились что ли все? Наверное, хотят сделать из меня полного дебила, пускающего слюни и какающего в штаны. Иначе зачем долбить всем, что попадется под руку меня по голове? Вначале ФСБ, затем эти дружелюбные одичавшие ребята.

Прохладная рука опустилось мне на лоб. Приятно. Я сделал еще одну попытку открыть глаза. Ну что ж. Это мне все-таки удалось, хотя, если честно, никакого толку. Расплывчатые яркие пятна, темнота, зыбкое дрожание воздуха. Кажется, бивший немножечко перестарался. Спасибо хоть не убил.

- Он приходит в себя. - Голос низкий, грудной. Женщина. Молодая.

- Да ну? Лучше бы он подох сразу. Меньше мучаться. - Плаксивый мужской голос.

- Заткнись Лем! Своим нытьем ты уже достал! Заткнись! Иначе я за себя не отвечаю. - Дребезжащий старческий голос прервался сильным кашлем.

- А что ты мне сделаешь, дедуля?

- Если он не сделает, то я. В бараний рог согну, нытик проклятый. - Еще один невидимый обладатель глубокого сочного баса.

Тихо захныкал ребенок, за ним другой. Я закрыл веки и снова провалился в темноту.

* * *

Меня куда-то везли. Из-под покрывала дремоты слышался скрип колес, мычание браминов. Сквозь закрытые веки настойчиво стучался яркий солнечный свет. На камнях меня пару раз подбросило на жестком полу и я, хорошенько подумав, решил проснуться.

Открыв глаза, я первым делом увидел потолок телеги или арбы, уж не знаю на чем меня везли. Фиговый надо сказать потолок. Деревянная решетка, через которую проглядывала ультрамариновая синь калифорнийского неба и раскаленный шарик оранжевого солнца, недавно поднявшегося из-за скалистых холмов востока. Раннее утро, как я понимаю. Все, также продолжая лежать, я принялся изучать свое невольное средство передвижения. Довольно большая телега. Восемь на восемь, никак не меньше. Грязный пол из темных, неоструганных досок. Стены отсутствовали напрочь. Заместо них круглые деревянные бруски, образующие решетку. Клетка. Этакая передвижная тюрьма на колесах. Мда. Не успел избежать одной кутузки, как угодил в другую. Тут хоть не заставят лес валить в связи с дефицитом оного. Но рано радоваться. Отправят на урановые рудники, мало не покажется. Интересно, я узник или раб? А может то и другое?

Тут только заметил, что в передвижной кутузке я не один. Еще человек восемь. В противоположном углу на досках сидела женщина, крепко обняв двоих спящих детей. Мальчик лет семи и девочка немного постарше. На лице у женщины застыла печать обреченности. Бледное уставшее лицо, глубокие тени под некогда синими, а теперь бесцветно-голубоватыми глазами. Растрепанные черные волосы падали на плечи тугим переплетенным потоком. Тонкие, почти прозрачные руки, с четко выступающими венами, которые я видел даже со своего лежбища. Женщина смотрела сквозь меня, уставившись безжизненными глазами в какую-то абстрактную точку.

Седой старик спал, улегшись прямо на доски и положив под голову руку. Красная физиономия любителя пива. Очень добродушное лицо. Низенький и кряжистый. Эдакий дуб. Иногда он приоткрывал глаза и его тело сотрясал кашель. Еще один мужчина молча перебирал в руках толстую медную цепочку, пропуская ее между пальцами. Его взгляд на миг остановился на мне, он кивнул, и снова занялся однообразным перебиранием звеньев цепи. Немного похож на Клинта Иствуда. Скорее не лицом, а аурой. Эдакий странник пустыни. Быстрый кольт. Ковбойские сапоги, широкополая помятая шляпа только усиливали общее впечатление. Вот только револьвера не хватает. Ясное дело, в тюрьму с револьвером не пускают, обычно оружие сдают на входе. В соседнем от женщины углу сидел еще один мой невольный сосед. Лет тридцать. Аккуратная борода-эспаньолка, карие глаза, прямой нос, волевой подбородок. Такие нравятся женщинам. Вот только в глазах застыл страх и ужас. Его взгляд, бросаемый на окружающих, говорил о глубоком презрении ко всему миру и надежде, что он-то как-нибудь выкрутиться. Хоть сейчас приглашай в Голливуд на съемку гадких и мелочно-трусливых злодеев. Сомнений не возникало, что это и есть тот самый Лем, который жалел, что я не подох сразу. Я для себя решил, что этот тип мне не нравится. Надо держать ухо востро.

Ага. Еще две женщины. Обе сидят ко мне спиной. Одна, с ярко горящими под лучами солнца рыжими волосами, сидела, поджав под себя ноги, рядом со стариком, другая, с короткой черной стрижкой, привалилась боком к деревянным брусьям. Ее голова болталась в такт качающейся повозки. Спит.