– Ох, папочка… – тоскливо вырвалось у нее, но пленник не обращал на нее внимания. Куда-то пропали очки в толстой роговой оправе, давно ставшие для девочки частью родного облика, а взгляд демонстрировал самую глубокую степень задумчивости. Он оброс неряшливой бородой, а в мягких каштановых волосах появились седые пряди. Волосы тоже отросли и давно нуждались в стрижке. Они нисколько не походили на просто длинную прическу, как у мужчины, сфотографировавшегося когда-то на мысе Канаверал. Они были просто откинуты назад с высокого лба и в беспорядке падали на плечи, как у человека из прошлых веков или моряка, потерпевшего кораблекрушение. Однако, несмотря на все эти мрачные перемены, Мэг ни на миг не усомнилась в том, что это ее папа, ее настоящий, любимый папочка.
– А видок-то у него неважный! – заметил Чарльз Уоллес, продолжая хихикать.
– Чарльз, это же папа! Наш папа! – Мэг ничего не могла поделать с новым приступом ярости.
– И что с того?
Мэг отвернулась от него и протянула руки к человеку в колонне.
– Мэг, ему нас не видно, – ласково напомнил Кельвин.
– Но почему? Почему?!
– Я думаю, мы смотрим на него через что-то вроде замочной скважины в двери, – пояснил Кельвин. – Или дверного глазка. Помнишь, ты смотришь в него и видишь все перед дверью. А снаружи ничего не видно. Вот и выходит, что мы можем его разглядеть, а он нас нет.
– Чарльз! – взмолилась Мэг. – Пусти меня внутрь, к папе!
– Зачем? – искренне удивился Чарльз.
Тут Мэг вспомнила, как в той комнате, где они встретили человека с красными глазами, ей удалось привести Чарльза Уоллеса в чувство: сбив его с ног так, что он рухнул и головой ударился об пол. И она снова ринулась в атаку. Но не успела сделать и шагу, как его кулак полетел вперед, прямо ей в живот. Она задохнулась от боли и неожиданности. Кое-как отвернулась от своего брата к человеку в колонне. Ничего не изменилось: за прозрачной стеной она увидела камеру, а в ней колонну и папу внутри. И хотя она отлично его видела и стояла так близко, что могла бы к нему прикоснуться, сейчас она была еще дальше от него, чем в те минуты, когда вдвоем с Кельвином рассматривала старую фотографию в гостиной. Он стоял, не шелохнувшись, как будто был вморожен в колонну из льда, а боль и отчаяние на его лице ранили девочку в самое сердце.
– Ты ведь постоянно твердила, что хочешь помочь своему папе? – раздался за спиной плоский, бесчувственный голос Чарльза Уоллеса.
– Конечно. А ты разве нет? – Мэг рывком развернулась, вперив в брата гневный взор.
– Конечно, конечно. Для этого мы и пришли.
– И что же мы должны сделать? – как ни пыталась Мэг совладать с горем и заставить свой голос звучать так же плоско и бесчувственно, как у Чарльза, ничего не получалось: предательский голос срывался на визг.
– Ты должна сделать то же, что и я, и подчиниться Предмету, – сказал Чарльз.
– Нет!
– Теперь я вижу, что на самом деле ты не хочешь помочь своему папе.
– Но как я помогу папе, если стану зомби?
– Ты уж, пожалуйста, поверь мне на слово, Маргарет, – бубнил Чарльз Уоллес монотонно и занудно. – Предмет тебя хочет, а значит, Предмет тебя получит. И не забывай, что и я тоже теперь стал частью Предмета. А ты должна понимать, что я не подчинился бы Предмету, не имей Предмет на это полное право.
– Кельвин, – Мэг в отчаянии не знала, что и подумать, – как ты считаешь, это действительно поможет папе?
Но Кельвин не обращал на нее внимания. Он изо всех сил постарался сконцентрировать свою мысленную силу на Чарльзе Уоллесе. Он всматривался и всматривался без конца в мутные блекло-голубые лужицы – все, что осталось от синих лукавых глаз прежнего Чарльза Уоллеса. Мэг услышала, что он шепчет стихи, прочитанные ему когда-то миссис Кто:
Но ты был слишком чист, чтоб выполнять
Ее приказы скотские и злые;
Нередко проявлял ты непокорство.
И вот колдунья в ярости своей,
Призвав на помощь более послушных
И более могущественных духов,
В расщелине сосны тебя зажала,
Чтоб там ты мучился…
На какое-то мгновение Чарльз Уоллес как будто тоже его услышал. Он вздрогнул и постарался отвернуться. Кельвин двинулся следом, не упуская взгляда Чарльза Уоллеса.
– Если здесь и есть ведьма, Чарльз, – сказал он, – так эта ведьма – Предмет! А не те старые леди. И мне очень повезло, что в школе мы как раз в этом году учили «Бурю», не так ли? Ведь Ариэля пленила в сосне именно ведьма!
– Не смотри на меня! – раздался отстраненный голос Чарльза Уоллеса.
Но Кельвин, уже задыхавшийся от напряжения, и не подумал отвести свой пронзительный взгляд.
– Ты как Ариэль, как вольный дух, заключенный в сосне, Чарльз! А я могу тебя освободить! Посмотри на меня, Чарльз! Вернись к нам!
И снова худенькое тело Чарльза Уоллеса сильно содрогнулось.
– Вернись, Чарльз! – не оставлял его в покое настойчивый голос Кельвина. – Вернись к нам!
Новая волна дрожи пробежала по Чарльзу Уоллесу. Но тут словно невидимый кулак ударил его прямо в грудь и сбил с ног, а взгляд, сковавший его с Кельвином, оборвался. Чарльз сидел на полу в коридоре и хныкал, но не так, как хнычут маленькие мальчики, это был вой обиженного звереныша.