— Говорите, Готлиб Синичкин? — переспросил инженер-капитан, взяв со стола портсигар и рассматривая его. — Готлиб… Готлиб… Не могу вспомнить, но мне кажется, что я уже слышал это имя. Возможно, как раз в те годы, в молодости. Самого, конечно, не встречал, а имя… мог услышать от друзей.
— Ах, как бы хотелось узнать правду о нем! — загорелся ученый. Вы понимаете, конечно, как нелегко думать, что отец твой сотрудничал с немцами.
— Напрасно вы так переживаете, Виталий Сергеевич, — попытался Быков успокоить биофилолога. — Скорей всего, правда именно в том, что рассказал отец рыбака-армянина. У меня сохранились адреса нескольких друзей по катакомбам. Я постараюсь быстрее связаться с ними. А потом… вы, вероятно, и сами приедете в Одессу?
— Непременно. Дельфины хотя и обучены, но надо еще проверить, как они поведут себя в деле. А в общем-то неожиданностей не должно быть. С помощью Гермеса, надеюсь, вы легко найдете место, где затонул «Фатерланд».
— Гермес, вероятно, сотрудник вашей экспедиции?
Виталий не удержался от улыбки.
— Не совсем. Так прозвали мы нашего самого сообразительного дельфина.
Немного позже Синичкин повел инженер-капитана на берег моря, к бассейну дельфинов. Когда они вернулись обратно в белый домик, ученый включил биофот и, вызвав Гермеса, обменялся с ним несколькими короткими фразами. Потрясенный увиденным и услышанным, Быков пообещал немедленно начать вблизи Одессы строительство бассейна для группы дельфинов во главе с Гермесом, которые будут участвовать в поисках «Фатерланда», а также прислать быстроходный катер для оборудования плавучей лаборатории.
Солнце уже садилось за причудливые многоярусные очертания виднеющегося вдали города, когда белоснежный катер, выделенный в распоряжение Синичкина, пристал к небольшому дощатому причалу в узеньком заливе. Виталий выглянул из каюты в сторону возвышающихся над водой сетчатых металлических ограждений бассейна и придвинул к себе микрофон.
— Спокойной ночи, Гермес! — произнес он немного усталым голосом. — Желаю доброго отдыха.
Через открытый иллюминатор послышались шумные всплески воды, — это дельфины направлялись в дальний конец бассейна. Вскоре, громко переговариваясь и весело подтрунивая друг над другом, покинули катер матросы во главе со своим капитаном. Они еще днем говорили Виталию, что собираются сегодня в соседний совхоз на вечер молодежи. Совхозные девчата, небось, уже заждались их.
В заливе наступила обычная для вечера тишина. Только мелкие волны, лениво выплескиваясь на берег, перекатывали с места на место камушки. На восточной стороне бухты засветились огни морского порта, откуда-то издалека донесся басовитый гудок теплохода.
Синичкин, повернувшись к лаборантке, которая застыла в проеме двери каюты, зачарованно глядя в морскую даль, спросил:
— Рена, может быть, и у вас было желание сходить в совхоз?
— Да нет, Виталий Сергеевич… В такой тихий вечер иногда хочется побыть в одиночестве. Задумалась вот…
— О чем же, если не секрет?
— О разном. Но больше, пожалуй, о дельфинах. Вот вы уже сколько времени изучаете их, были у вас и неудачи, да и жизнь всегда беспокойная — сегодня тут, завтра там, а дело свое все равно любите, всего себя отдаете ему. Конечно, вы уже многого достигли в биофилологии. Но я все больше задумываюсь о разнице между Гермесом и остальными дельфинами. Почему же они трудно осваивают человеческий язык?
— А-а, вот вы о чем, — подошел Синичкин к девушке. — Во-первых, для особого беспокойства нет серьезного повода. Утверждать или даже усомниться, что остальные дельфины никогда не станут разговаривать, явно преждевременно. Ведь слова наши, преобразованные биофотом, они уже воспринимают. Это во-вторых. А в-третьих…
— В-третьих, — подхватила девушка, подражая синички некой манере все раскладывать по полочкам, — они так и не научились мыслить. Только Гермес чуть-чуть отличается от других.
— Об этом я собирался сказать позже. Но коль вы затронули… Верно, не все тут просто. И по некоторым моим соображениям…
— Интересно, каким?