Два месяца длится в здешних местах время дождей. К вечеру небо обычно начинает покрываться коричнево-оранжевой дымкой, потом на солнце со всех сторон набегают свинцовой тяжести и цвета тучи, весь видимый небосвод прорезает ослепительная молния, и вместе с первым же мощным раскатом грома на землю, как из ведра, проливается теплый дождь. Благодаря частым ливням, уровень воды в реке нисколько не убавляется, так что абсолютно нет угрозы, что корабль может сесть на мель или напороться на затонувший когда-то островок.
До наступления ливня матросы успевают завести корабль в один из частых спокойных заливов и поставить его на якорь. После этого в каютах долго слышатся напеваемые вполголоса негритянские мелодии, оживленные разговоры и взрывы веселого смеха. Полюбились неграм и песни их друзей из большой страны Советов.
Вот и сегодня в одной из кают свободные от вахты матросы поют «Подмосковные вечера»:
Слова они, конечно, произносят не ахти четко, но мелодию выводят довольно-таки верно. И эта песня любимого композитора, звучащая в далекой Африке из уст ее гостеприимных хозяев, у Сергея и Гурьяна невольно вызывает теплые воспоминания. Гурьян, сидящий за круглым столом с цветным карандашом в руке, перестает писать, поднимает голову и смотрит на друга.
— Ну, не раскаялся еще, что выехал к Сараматским горам, а?
Сергей отрицательно качает головой:
— Нет, ты же знаешь, как я добивался, чтобы меня включили в экспедицию…
— Но, может, нынешний отпуск тебе все же надо было провести на родине? Не то возьмет твоя чебоксарочка да выйдет замуж, так и не дождавшись суженого! — Гурьян откидывает коротко остриженную голову на спинку сиденья и щурит глаза на Сергея.
— Я же до выезда получил от Ирины письмо, — улыбается тот. — Она только что начала работать в научно-исследовательском институте, не до замужества ей сейчас. Она ведь понимает, как интересуют меня эти горы Сараматы!.. Да и вообще — Ирина есть Ирина! К тому же, если бы я и в этот раз отстал от тебя, вряд ли когда и попал бы к этим горам. Ученые и инженеры Зимбамве уже полностью освоили эксплуатацию атомного реактора, так что меня тут едва ли оставят больше, чем на год.
Гурьян, слушая друга, задумчиво склонился над столом.
— А у меня тут и конца-края не видать работе, — сказал он, то ли довольный этим, то ли заранее предчувствуя, как еще долго ему скучать по родине. — Знаешь ведь, сколько еще неиспользованных богатств в дебрях джунглей Зимбамве! Конечно, я и не мечтаю прошарить все эта дебри, но Сараматские горы должен и хочу проверить сам. Чувствую — такое там кроется!
— До хребта Абуламу мы, конечно, доберемся нормально. А вот дальше как?
— Не волнуйся, Сережа. И до Сараматских гор доберемся.
— Но все же…
— У прошлогодней экспедиции не было цели обследовать Сараматские горы. Но я еще тогда несколько раз наблюдал за ними. Мне кажется, что вершины их — не что иное, как вулканические образования. Геологи Зимбамве тоже так считают.
— Почему?
— К западу от Сараматских гор виднеется целая гряда холмов явно вулканического образования. Видимо, когда зев основного вулкана закрылся, газы, ища выход, взбугрили землю и просочились далеко в стороне. Но напор газов был уже не настолько силен, чтобы выкинуть землю и камни вместе с лавой. Снега на этих холмах нет — видимо, газы из них идут еще до сих пор, тогда как все вершины Сарамат сплошь в белых шапках.
— Гурьян, а что ты думаешь про озеро Сатлэ?
— В прошлом году мы много расспрашивали про Сатлэ у племени, что живет в предгорьях Абуламу. Но никто не смог открыть нам тайну Сатлэ, а многие боятся даже произносить название озера. Сатлэ лежит глубоко в Сараматских горах. В народе ходит молва, что даже самый отчаянный смельчак, поднявшийся к озеру Сатлэ, не сможет спуститься обратно. Его даже называют озером смерти, и уже давным-давно никто не наберется храбрости отправиться к нему на охоту.
— Выходит, Каро обманывает?
— Наш радист?
— Он все старается убедить, что при соответствующей осторожности Сатлэ для людей нисколько не опасно. И многие члены экспедиции верят ему.
— Каро — смелый негр и хороший геолог, Сережа. Родные его живут как раз у хребта Абуламу. К тому же, Каро спит и видит клады Сараматских гор, он прямо бредит ими. По его словам, его дед знает тропу, которая ведет через джунгли к Сараматским горам. Только Каро все еще побаивается своего деда — ведь он ушел из своего племени в город Зликэ тайком. И прошло с тех пор довольно-таки много времени.
— Это я слышал…
Гурьян расстелил на столе широкий лист ватмана и повернулся к другу. Сергей подошел к нему.
— Уже готово? Где же мы теперь проплываем?
— Примерно вот здесь, — ответил Гурьян, ткнув карандашом в один из кружочков на извилистой линии, обозначающей реку. Потом его карандаш скользнул вниз по течению. — Тут предгорья Абуламу. А это — сам хребет. Высадиться же нам придется вот здесь. Пробираться дальше будем пешком через джунгли.
Сергей заметил густую сеть линий на краю карты.