— Саша, — сказал он, — а может, нам сначала с нашим историком поговорить?
— О чем?
— Он же кончил пединститут. Знает там многих. И нам будет легче, заранее будем знать, что к чему.
Мысль понравилась всем. Решили рассказать учителю истории всё, что знали сами. Гена с Герой сообщили, что недавно видели Петра Ивановича во дворе школы, и предложили сейчас же побежать туда.
Петр Иванович, выслушав ребят, сдержанно похвалил их. Потом, подумав о чём-то, вдруг сказал:
— Поедемте в институт вместе. Я хорошо знаю работников архива института. Но сначала сделаем вот что…
Учитель предложил разделить отряд на две группы. Одна группа вместе с ним пойдет в институт, а другую Саша поведет в городское адресное бюро — там можно узнать, куда переехал старый хозяин дома номер шестьдесят восемь.
Никон топал в группу, идущую в институт. Там, оказывается, начались вступительные экзамены, и везде — у подъезда, в фойе, в коридорах — полным-полно парней и девушек. Петр Иванович повел их на третий этаж. Они зашли в большую и светлую комнату. За столом сидел высокий бородатый человек в очках. «Это наверняка профессор!» — ткнув Никона в бок, прошептал Ромаш. «Хоть здесь стон тихо, что ли!» — прошипела Лида. Бородатый внимательно выслушал Петра Ивановича, одобрительно посматривая на ребят, и поднялся из-за стола.
— Молодцы ваши следопыты, Петр Иванович, — сказал он густым басом, подходя к ребятам. — Молодцы! Очень благородным делом занимаетесь. Желаю вам удачи. Чем могу — помогу.
Петр Иванович и ребята попрощались с ним и вышли в коридор. Спустились обратно на первый этаж. Петр Иванович повел свою группу еще ниже, в подвал, пахнувший в лица прохладой. Открыли толстую дверь, вошли в узкий и длинный зал. В нём, по всей стене, от пола до потолка, полки. А на полках — толстые папки, похожие на большущие книги. Пожилой мужчина, сидевший за небольшим столиком у стены, подозвал их к себе.
— Профессор позвонил мне о вас. Велел помочь во что бы то ни стало. Скажите, кто вас интересует?
— Фамилия — Мусимов, — сказал Никон.
— И еще мы знаем, что он учился в институте в 1940 году, — добавил Ромаш.
— А имя у него начиналось с буквы «А», — боясь отстать от мальчишек, выпалила Лида.
— О-о, этого мне предостаточно! — Архивариус подошел к одной из полок. — Му-си-мов… Мусимов… Редкая фамилия… И, кажется, знакомая мне…
Тут он глубоко вздохнул и облегченно засмеялся.
— Вспомнил! — Архивариус щелкнул пальцами и, торопливо пройдя вдоль стены почти до угла, поднялся по лесенке и уверенно снял с верхней полки одну из папок. Протянул ее подбежавшему Ромашу. — К 25-летию Великой Победы мы готовили стенд об участниках войны, учившихся в нашем институте. Вот тогда-то я и встречал фамилию Мусимова. Он ушел на фронт со второго курса…
Ребята сгрудились вокруг папки, быстро отыскали нужное им место. Наконец-то!.. Звали их героя Аркадием. Он родился в деревне под городом Цивильском, после смерти матери они с отцом переехали в город. В автобиографии было сказано, что он увлекается физикой и математикой. Архивариус откуда-то принес увеличенную — видимо, для стенда — фотографию Аркадия Мусимова. Широколобый, подстриженный под полубокс, он смотрел на ребят с теплой улыбкой.
— Он с самого начала учебного года подал заявление с просьбой отправить его на фронт, — рассказывал архивариус. — В октябре военный комиссариат удовлетворил его просьбу…
Теперь исчезли последние сомнения насчет того, кому принадлежат книги, найденные на чердаке дома Акулины Мусимовны. Было ясно видно, что надписи на книгах и автобиография написаны одной рукой. Да и хитрое приспособление со звонком и крышкой сундучка мог сделать лишь человек, по-настоящему увлекающийся физикой. Архивариус показал ребятам выписку из зачетной книжки студента Аркадия Мусимова — кроме отметок «отлично» там не было никаких других — и пообещал сделать для них фотокопию с портрета, а за это попросил их снять копию с письма польских ребят для институтского музея.
— Петр Иванович, нам, наверно, надо написать в Польшу письмо — задумчиво сказал Никон. — Там ведь ждут…
— Напишем им, каким студентом был Аркадий Мусимов, кем был его отец. Обо всем напишем, — добавил и притихший Ромаш.
— Да, надо идти к Ядвиге Стефановне… — Лида глубоко вздохнула и, не выдержав, отошла чуть в сторону. — Может, и у Саши там что-нибудь новое есть… — добавила оттуда, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не заплакать.
Не успел Никон и поужинать, как заявился Саша. Лицо хмурое, руки — видимо, сжатые в кулаки — в карманах. Только веснушки на носу поблескивают, как всегда, желто-коричневыми веселыми крапинками. Но Никон сразу понял, что товарищ его очень не в духе, и не стал сразу расспрашивать ни о чем: всё равно сам скажет.
— Ну, как — сходили в институт? — спросил Саша.
— Мы — во! — ответил Никон. И подробно описал всё увиденное и услышанное в институте. Когда он дошел до того места, что своими глазами видел портрет Аркадия Мусимова, лицо у Саши посветлело.
— Про «Аврору» там ничего не сказано?
— Про какую «Аврору»?..
— Ну, не сказано в автобиографии, что его отец, служил на «Авроре»?