Третье дыхание

– Венчик! Не давай мне этих таблеток – прошу тебя! Видишь, что они со мной сделали? – (Один глаз не открывается, другой вылез.) – Я буду хорошая. Обещаю тебе! Просто тебя не было и я переживала. А теперь все будет хорошо! Пр-равильна? – бодро, как прежде, воскликнула она.

– Пр-равильна! – бодро, как и прежде, откликнулся я.

Глава 6

Проснулся я оттого, что гулко хлопнула форточка. Приподнял голову.

Нонны нет. Курит? Пейзаж за окном: луна, летящая в облаках, как ядро. На кухню пришлепал. Нет! В кладовку распахнута дверь. Щелкнул выключателем. Бюст Льва Толстого навзничь опрокинут, бесценные мои дары, что я под ним до времени скрывал, на полу валяются, как не имеющие смысла, – и Эйфелева башня, и французские сыры. А я-то вез!

Другое искала. Понятно что! В кабинет свой метнулся: ящик стола выдвинут, бумажник вывернут, валяется сверху. Да, сомнамбулы действуют четко! Все мои африканские сбережения, предназначенные для спокойной жизни в умеренном климате, улетучились с ней: это выходная дверь вместе с форточкой хлопнула. Вот тебе и слезы в обнимку, и жаркий шепот! Дурак!

“Сколько злобы в этом маленьком тельце” – такая шутливая у нас была присказка. Теперь сбылась!

С болью дыша, сверзился с лестницы. Через двор, озираясь: может, она где-то здесь? Как же! Под аркой выскочил на улицу, на углу стоял, вглядываясь во тьму. Через квартал – тьма подсвечена красной вывеской “Лицей”. По-моему, это что-то дорогостоящее? Но деньги-то у нее теперь есть! Что ей цены? Это я притоны Африки обходил стороной

– а ей нет преград! Ну все! Устрою! Двинулся туда. Какая-то старуха, изможденная, растрепанная, шла, сдуваемая ветром. Господи! Так это же она! Если бы раньше, в молодости, кто бы мне такое показал – я бы умер. А теперь – почти спокоен. Кинулся к ней. За тощие плечи схватил. Медленно подняла глаза – стеклянные, абсолютно бездонные, не видящие меня. Тряс ее, голова моталась, но взгляд ее не менялся и явно обозначал: “Ни-кого со мной нету, я од-на! Что-то мешает мне двигаться, но это уй-дет!” Такую вот богатую информацию получил от нее. Не зря бегал! Поверх мятой ночной рубашки надето пальто.

Карманы обшмонал – ни копейки.

– Где деньги? – тряс ее. Бесполезно. Во взгляде лишь надменности добавлялось: “Что это? Кто это встал на моем пути?”

Господи! Я же о нормальной жизни мечтал! Рядом с нашей аркой большая витрина: пышная дубленка под руку идет с отличным пальто. “Вот, – говорил ей, – это мы с тобой идем!” – “В прошлом?” – грустно усмехалась. “Нет. В будущем!” – отвечал. Но будущее – другим оказалось. Все убила она! За стакан водки все отдала! Заметил вдруг плотно сжатый синеватый ее кулачок – жадно ухватился, стал пальчики разжимать. Какой-то смятый фантик изъял. Расправил: сто долларов.

– А остальные где?!

Не отвечала. Лишь все большей ненавистью наливался ее взгляд: комсомолка в лапах гестапо! Тряс ее. Вот что она сделала со мной!

Веселым некогда человеком!.. Как зиму теперь проживем? Холодно уже.

Луна в облаках. Возбуждение сменилось унынием. Надо помирать. А – на что? С новым порывом ярости до пивной ее доволок. За дверью амбал светился, почему-то в ливрее. Элитное место! Попроще не могла найти, чтобы мне не комплексовать, не унижаться? А?.. На милость ее ты напрасно надеешься! Это не жена уже. Это – враг.

Лакей почему-то грубо себя повел – сначала вообще не хотел открывать, отмахивался пренебрежительно. Потом, когда увидал, что я дверь с корнем вырываю, открыл, но узкую щелочку. Не пролезть нам нынче в красивую жизнь!

– Что еще надо?

Значит, что-то было /уже?/ Может, деньги удастся отбить? – жалкая надежда взметнулась.

– Простите… она заходила к вам?

– Заходила? – неожиданно тонким голосом произнес. – Так кто ж пустит ее?

Драка тут не спасет! И на его – да и на любой взгляд – зрелище жалкое. Правильно, что не пустил. Но где ж деньги?

– Постойте! – всунул в щель ботинок. – А деньги она, извините, давала?

– Да показывала стольник баксов! Но такую и за тыщу нельзя пускать!

Я задрожал.

– Между прочим… у нее высшее образование!

– У меня тоже, – сказал он равнодушно. – И что? Милицию вызвать?

– Так денег вы… не брали у нее? – совсем уже униженно бормотал.

Что она сделала со мной! Пластаюсь перед надменным швейцаром.

– Послал ее… – Тут что-то человеческое трепыхнулось в нем. – В смысле – в ночной ларек. Но тут как раз вы появились.

Нормальный парень! Это только она…

– Спасибо вам!

Дверь захлопнулась. Стояли с ней на ветру. Вот она, наша с ней действительность! И не будет другой. В этой надо… как-то себя вести.

Обнял за плечи ее, осторожно к дому повел – пусть швейцар учится, что /всегда/ надо нежным быть. Пусть видит, что не все еще выгорело в нас.

Дома я, конечно, обшмонал ее, нарушил слегка ту идиллию, что на улице представлял. Бесполезно! Несчастья она исполняет до конца!

– Зачем ты пьешь? – проговорил как положено.

– А ты зачем… был там? – пальчиком на окно мотнула, что напротив.