– А потом у него умерла бабушка. Она была известная оперная певица, дочь какой-то совсем уже легендарной певицы. Он оказался наследником ее громадной квартиры на улице Неждановой, ныне Брюсов переулок. Знаете, где это?
– Нет, не знаю.
– Ну и не надо, – сказал профессор. – Так вот. Он продал бабушкины хоромы за какие-то сумасшедшие деньги, купил три вполне приличных квартиры, сдал их в аренду, а сам поселился на Бали. Ах, как хорошо на Бали! Сидеть в шезлонге на пороге своего бунгало, смотреть на морскую гладь и ничем более не заниматься. Разве что послеживать, чтобы арендаторы вовремя переводили деньги.
– Кошмар! – сказал аспирант. – Он просто предатель.
– Зачем столько пафоса? – усмехнулся профессор. – Просто идиот, тупой потребитель. А ведь был блестящий молодой ученый. Господи, какая тоска!
– Тоска, – согласился аспирант.
– Вот, – сказал профессор.
– Да, но я тут при чем? У меня нет никакой бабушки с квартирой.
– Мало ли, – сказал профессор. – А вдруг вы женитесь на богатенькой? На дочке олигарха… Или вас вдруг снимут в сериале, и вы станете звездой? Нет, нет и нет.
– Я вам клянусь! Клянусь!
– Бог мой, в чем вы клянетесь?
– Клянусь, что я не брошу науку. Никогда. Ни за что.
– Прекрасно. Ну а чем вы клянетесь?
– Жизнью! – И аспирант решительно подвинул рекомендацию по столу поближе к профессору.
– Ладно, – сказал профессор. – Оставьте ваши бумаги, я подумаю. Рекомендацию слегка подредактирую, а то как-то несколько суконно получилось… Ничего. Так всегда выходит, когда пишешь сам о себе. Вы же сами все это написали?
Профессор улыбнулся дружелюбно и ласково.
Аспирант перевел дух и улыбнулся ему в ответ.
– Вот и договорились. За бумагой зайдете завтра. Я вам верю. Вы меня убедили. Считайте, что Дартингтон у вас в кармане. Ректору я позвоню прямо сегодня вечером, из дому.
– Спасибо!
– Да ради бога, – вздохнул профессор и чуть нагнулся через стол. – А вот тот парень, ну, который внук певицы, этакий рантье, живет на Бали, звали его Гапонов Серафим, редкое такое имя… Он уже не живет на сказочном острове Бали. Нет! Не сидит в шезлонге и не пялится на морскую гладь… Ничего подобного!
– Да? А почему?
– Я его убил, – прошептал профессор. – Не сам, разумеется. Нанял местных. Перерезали глотку и пустили кормить рыбок. Ночью, во время купания. Я проследил, чтоб без обмана. Можете идти в полицию. Дело закрыто, а я всегда смогу отшутиться.
Аспирант помолчал, а потом спросил:
– Вы мне сказали правду?
– Клянусь жизнью, – сказал профессор.
– Тогда я вам тоже скажу правду, – вдруг посерьезнел аспирант.
– Слушаю вас внимательно.
– Если честно, профессор, я уже давно хочу заняться бизнесом. У моей девушки небольшой такой маникюрный салон. Элегия
Была у меня одна подруга юности, Лена ее звали. Мы с ней недолго продружили, мы очень скоро расстались, но без ссор и кошмаров. Просто и почти незаметно. Как две веточки по лесному ручью плывут, вот течение их сбило вместе, и вот они движутся, зацепившись друг за дружку, а потом вдруг то ли водоворот, то ли какой-то камешек или коряга и – раз! – расцепились, одна задержалась, воткнулась в осоку, а другая, вертясь, поплыла дальше…
Но через много лет мы случайно повстречались, поговорили, обменялись телефонами. Непонятно зачем.
Вышло так, что довольно скоро я позвонил ей. Мне нужен был перевод с одного очень редкого языка, а она как раз его знала, это была ее специальность.
Набрал номер. Подошла какая-то старушка. Из предыдущего разговора с Леной я знал, что она все еще живет с мамой, и даже запомнил, как маму зовут. Поэтому я сказал:
– Добрый вечер, Наталья Васильевна. Позовите Лену, пожалуйста.
– Это Сережа? – спросила ее мама.
– Нет, – сказал я и назвал себя.
Она позвала Лену, я задал свой вопрос, получил ответ, спасибо-спасибо, пожалуйста, ради бога, звони, если что, вот и все.
Потом мне еще раз понадобилась ее консультация.
Снова звоню. Снова мама.
– Добрый вечер!
– Это Сережа?
– Нет, нет, Наталья Васильевна. Будьте любезны, Лену.
И вот так еще раза три.
Я рассказал Лене, что ее мама упорно называет меня Сережей.
– Ах ты господи! – грустно засмеялась Лена. – Это мой бывший любовник, мама его в глаза не видела, просто я ей говорила, что есть у меня такой Сережа. Он довольно пошло бросил меня много лет назад, я уж и забыла о нем, а мама все ждет, когда он позвонит и попросит у меня прощения.
Автограф
Мой приятель рассказывал:
– Дело было в начале 1990-х, и случилось мне попасть в один ну очень эксклюзивный клуб. Впрочем, тогда других и не было: либо кабаки для красных пиджаков, либо что-то уж совсем неприлично утонченное. С антикварной мебелью, официантами во фраках, мраморными каминами, персидскими коврами, и от всего этого шел жгучий запах позавчера проданных цистерн нефти, платформ с мочевиной и денег, быстрых и опасных.
– Ах ты, художник слова! – я усмехнулся.