Я взглянул на него. Старик в потертых джинсах и тенниске с расстегнутым воротом. Дочерна загорелое изрезанное морщинами лицо, из-под широкополой шляпы выбиваются пучки жестких седых волос. В кармане тенниски - пачка "Кэмела", на ногах - пыльные полусапоги на высоких каблуках. Странная фигура... Где-нибудь в Аризоне он был бы на своем месте. А здесь... Интересно, что он делает в этих забытых Богом местах?
- Живу я здесь, - ответил он фразой из анекдота, хотя я ни о чем его не спрашивал. - Ну так что?
- А что?
- Ну, поехали, что ли?
- Куда?
- Это я у тебя должен спросить - куда?..
Я встал, отряхнул штаны и, забросив на плечо рюкзак, неопределенно махнул рукой на юг.
- В поселок, что ли?
Я молча кивнул.
- Торбу свою на заднее сиденье брось, у меня багажник полный, - сказал он, усаживаясь за руль.
Дорога поблескивала вплавленным в асфальт гравием, ровной стрелой взбегала на холм, а потом полого струилась к морю и мягко текла через широкую долину, змеясь вдоль песчаного пляжа.
Пустые миражи заливали степь несуществующими озерами, горизонт морщился и дрожал, жаркий воздух сжимался перед ветровым стеклом в плотную упругую стену и тугими реактивными струями хлестал по лицу, врываясь в открытые окна.
Я вспомнил - этот же самый старик вез меня с северной стороны полуострова к краю пустынного побережья три года назад - в то лето, когда я впервые встретился с Мастером Чу. И теперь, дойдя до последних скал на южной стороне полуострова, я с ним же покидаю эти места по дороге, как две капли воды похожей на ту, которая когда-то сюда меня привела. Причем, судя по всему, покидаю я их навсегда...
Я сказал ему об этом.
- Возможно, - согласился он. - Только я не помню. Вас тут каждый год вона сколько слоняется... Всех разве упомнишь... И каждый говорит, что навсегда. А после возвращается опять и путает всю картину...
Он немного помолчал, а потом как бы шутя поинтересовался:
- И что, все три года так и топал на юг? И теперь только вот добрался?..
- Три года? - в тон ему ответил я. - Всю жизнь!.. Но до конца так и не дошел... Ведь мы с тобой по-прежнему движемся на юг. Значит, еще есть куда... Похоже, другого направления здесь просто-напросто не существует... И любой путь в этих местах непременно ведет на юг...
Он ничего не сказал, только сбросил скорость до ста двадцати, добыл из пачки сигарету и прикурил от спички, сложив лодочкой руки и придерживая локтями руль.
Возле полузаброшенного консервного цеха на краю вытянувшегося вдоль пустынной дороги пыльного поселка он остановился.
- До остановки дойдешь сам... Автобус будет завтра в шесть утра... Если будет... Можешь у бабки на сеновале переночевать. За штуку пускают.
- Да я, наверно, на пляже перекантуюсь.
- Дело твое... Только ночью северный ветер придет...
- Непохоже, небо-то вон какое ясное. По всем приметам погода испортиться не должна...
- А здесь верить приметам - последнее дело... За день ветер может обойти полный круг... И не один раз... Полуостров... Ну, ладно, мне пора возвращаться на север. Ты же не один здесь такой бродишь...
Я протянул ему пятитысячную бумажку:
- Нормально?
- Э-э, нет братец, - протянул он, - три года прошло, как-никак... При нынешней-то инфляции... Десять штук, меньше не выходит.
Я порылся в карманах, отыскал там пятидолларовую купюру.
- У меня сдачи нет, - сказал он.
- И не надо, - мирно согласился я.
- Ну, спасибо, - сказал он. - Только на будущем-то это не отразится...
- И хрен с ним, что мне - будущее? Кто знает, что произойдет завтра - после того, как закончится сейчас и здесь?.. И потом, вряд ли я сюда вернусь...
- Это ты сегодня так говоришь... Здесь сейчас никогда не заканчивается... И завтра ничего не происходит... И на моей памяти еще ни разу не случилось так, чтобы кто-то не вернулся...
Он захлопнул дверцу. Машина развернулась и укатила прочь - в пустые миражи августовской степи.
Сквозь раскаленное безлюдье поселка я размеренно шагал к пустынному пляжу, в самой середине которого сиротливо маячил местами окруженный покосившимся сетчатым забором навес - шиферная крыша на восьми ржавых столбах. Было очень тихо, и пространство стихов само собой соткалось в горячую ткань сквозьсонных видений, захлестнув меня потоком того, что может быть выражено только в нем, или же так и должно остаться невыразимой в своей непостижимости тайной простоты.
Мутно-белые стены ослепших от зноя лачуг вдоль расколотой солнцем дороги.
Струящаяся в горячем воздухе череда каменистых заборов.
Пронзительный глаз цикория в буром кювете...
День прошел в знойном покое лишенной ветра жары. Наступил вечер.
Я сидел на песке, спиной прислонившись к одной из опор пляжного навеса, и от нечего делать следил за тем, как неотвратимо рушится свет, и солнце падает в плотную пелену восходящих из-за горизонта тяжелых туч. Старик был прав. Ночью придет северный ветер. Но дождя не будет. Дождь, вероятнее всего, начнется завтра, когда я буду уже в пути. Ведь мне не хочется, чтобы он пошел ночью...