Третье открытие силы

Четыре метра... Водитель в ужасе, он начинает нажимать на тормоза, но сделать уже явно ничего не успевает. Зависшая на полушаге нога отказывается повиноваться. Восприятие вернулось в этот мир не более, чем наполовину, энергии на то, чтобы растянуть внимание еще больше, уже почти не осталось, и свернуть все обратно я тоже уже не могу, потому что Сила очень прочно зафиксировала мое восприятие где-то в самых тонких слоях бесконечности.

Ну и хрен с ним, с вниманием... И с телом... Я сдаюсь... Потому что невозможно совместить несовместимое и объять необъятное... Еще Прутков писал... "Ма-а-ам, папа возвращается!" Сквозь телефонный треск и безмолвие надвигающейся смерти я услышал голос дочери... Ну да, они ведь будут ждать... А-а, плевать... И тут я вдруг понял, что нет, не плевать... И слова Мастера Чу о том, что любовь - тот якорь, который помогает нам растянуть восприятие на бесконечность Вселенной и объять-таки необъятное, вихрем пронеслись в моем сознании... И я выдохнул куда-то вниз, последним усилием вогнав потоки воли в ноги... И ноги пошли!!! Но чего это мне стоило... Словно гигантским магнитом меня неодолимо тянуло вверх, в необозримые дали холодной равнодушной бесконечности, прочь от точки, вон из тоненького слоя кое-как мыслящей плесени, покрывающего эту планету.. Я чувствовал, что, позволив пружине сжаться и унести меня отсюда, утрачу всякую возможность вернуться сюда вновь самим собой...

Три метра!.. Я должен был сделать этот шаг, я знал, что если не сделаю его сейчас, то не сделаю уже никогда...

И я сделал этот проклятый шаг!.. И еще, и еще, и еще...

Автобус с ревом пронесся сзади, с облегчением ударив меня в спину плотным потоком тяжелого ветра и обдав клубами дизтопливной копоти, которая шлейфом тянулась за ним вслед.

Я шел, и ноги слушались меня, но, Боже, как это было тяжело!.. Я зафиксировал свое тело в центре бесконечности и внимательно по очереди переставлял ноги, но выходило так, что я не передвигаю по поверхности планеты изолированно существующее крохотное физическое тело человеческого существа, а вращаю ногами всю планету, каждым шагом проталкивая под себя ее поверхность в безмолвной неподвижности пространства.

С каждым мгновением я чувствовал, как уходит энергия, как я слабею, как пот струится по телу, пропитывает одежду, скапливается в кроссовках и хлюпает в них, когда я делаю шаг.

С отчаянным усилием я откуда-то издалека сверху втащил тело в трамвай. Дверь закрылась, трамвай сдвинулся с места, но так и не смог набрать скорость. Запахло горелой резиной, и водитель с истерическим пришептыванием попросил всех покинуть вагон. И я понял, что никто и ничто не поможет мне сделать последние шаги на пути домой. Я должен дойти сам.

Я шел, кто-то что-то спрашивал, я отвечал, что все нормально, мне смотрели вслед, а я шел, и шел, и шел, не оборачиваясь и полностью сосредоточившись лишь на одном. Вернуться домой...

Я понял, что весь фокус состоит в том, чтобы совместить несовместимое и примирить точку с бесконечностью, тогда вся Сила бесконечности станет подвластной воле точки... Но как это сделать? Я чувствовал, что смогу найти ответ только после того, как окажусь дома.

Кажется, я стонал, поднимаясь к себе на четвертый этаж.

Я отпер дверь и вошел в квартиру... Уже почти теряя сознание автоматически захлопнул ногой дверь, по стене пробрался в свою комнату, сбросил на пол рюкзак. Стало немного легче, но катастрофически не хватало воздуха.

Я дышал все чаще и чаще. Наконец наступил момент, когда я понял, что больше не в силах контролировать действия тела. Сделав над собой отчаянное усилие, чтобы не рухнуть навзничь, я тщательно улегся на пол, вытянулся во весь рост и провалился в какое-то вообще, где не было ничего, кроме никакого ничто. Пустая бесконечность втянула меня в безумную даль и почти оторвала восприятие от тела. Последним моим ощущением был невиданной силы взрыв в голове, медленно затихающее эхо которого, покачиваясь, продолжало звучать до тех пор, пока я не пришел в себя. И по какому-то наитию я сумел использовать это эхо для того, чтобы остаться, привязав к нему тоненький хвостик внимания, уже совсем было готового оторваться и за ненадобностью распасться...

 

...И ПРИ ЭТОМ ОСТАТЬСЯ СОБОЙ

Был вечер. Я открыл глаза и прислушался. Во дворе визжали дети, футболисты на площадке под окнами колотили по мячу, мужики пьяно матерились и забивали козла, бабки судачили, и кто-то пьяный орал что-то из старого репертуара Софии Ротару, а из окна дома напротив поверх воскресной сумеречной суеты вечернего двора голос Виктора Цоя ритмично и отрешенно кодировал правдой жизненное пространство ничего не подозревающих мирных граждан: