Третье поколение (сборник)

Мимо меня пробежал к выходу из фойе какой-то абориген. Потом ещё. Потом вывалила целая толпа. Кто-то вздыхал, приговаривая: «Живут же люди… Когда мы будем так жить?..» Постепенно толпа вывалилась на улицу и там рассеялась. Туземец в форме служителя чистоты (не помню, как это называется на местном языке) проинформировал меня, что заведение будет радо моему приходу завтра, но никак не сегодня. Тоже не помню, как это звучало на местном языке. Помню только, что совсем коротко, буквально два слова… Я уже начал привыкать к здешним правилам хорошего тона. И мы с компьютером решили выйти. На улице один за другим гасли фонари. Пешеходов не было. Засыпаемый хрустящим снегом город наполнялся другой жизнью.

Признаки были всюду, В витринах магазинов слабо фосфоресцировали круги сыра, гирлянды сосисок. Иногда мерцали видения окороков, омаров, но выглядели они бледно: как будто стеснялись. Брели по улицам фантомы шуб, шарфов, сапожек. Над старыми домами колыхались призраки новых. Тоже убогих — тесных, построенных кое-как и из чего попало, зато — новых, с прочными лестницами, закрывающимися оконными рамами, открывающимися дверьми, непротекающими потолками. На углу поднялся фантом двухэтажной виллы с мансардой, верандой, подземным гаражом и ещё чем-то. Видения пришли в ярость. Ринулись на него, сшиблись, развеяли в пыль и сами развеялись. Мерцающая пыльца закружилась в одном хороводе со снежинками…

— Эй! Поди сюда! — вынырнув из метели, окликнула меня тёмная фигура.

Ну вот, теперь уж точно будет живоедство… Я вспомнил о предполётной подготовке. Что-то слабое утешение… Более утешительным оказалось то, что я узнал в тёмной фигуре того самого пьяницу. Хоть какой-то, да знакомый в незнакомом городе…

— Замерз? — участливо поинтересовался он, распространяя запах вроде того, что исходит от местных щеголей, только менее приятный и более резкий. — Что-то рано тебя выпустили, не разрешили до лета подождать. Меня вот тоже… выпустили. Не хватило места: дорогих гостей из ресторана привезли. Ну, идём. Пра-а-рю?

Последнего слова я не понял. Остальные понял через одно. И решил на всякий случай опять сказать правду:

— Замерз.

Он дружески обнял меня, и мы пошли куда-то, перелезая через сугробы и скользя на обледенелом асфальте. Впрочем, скользил по большей части я. Он очень уверенно копировал походку трезвого человека и справлялся с препятствиями успешно. Когда мы спускались по разбитой лестнице куда-то ниже уровня земли, где было темно и булькала горячая вода, я оступился и чуть не рухнул в кипяток. Если бы не он, вести эти записи было бы некому.

— Пра-арю? — гаркнул он, благоухая. — Кто мёрзнет, а кто и не очень… Так почему же тебя выпустили? Сейчас срока ровные: летом исчез — летом пускай и ос-освобождают.

Я опять не понял. Компьютер тоже. Посоветовавшись, мы решили молчать и накапливать информацию. Пьяный истолковал это по-своему:

— Ну, не беда! Оттаешь. Жизнь — она такая… изогнутая она, сломанная, не знаешь, какой стороной обернется. А я уж подумал, что ты слишком умный…

«Не любите вы умных, — отметили мы с компьютером — В ваших традициях это почти как ругательство».

— Ну, ну! Обиделся! Плюй на всё и береги здоровье, понял?

— Нет…

— А что тут понимать, наливай да пей! Было бы что. У тебя есть?

— Есть…

Он пожевал искусственной пищи, которой я ему предложил. Хотел плюнуть, но передумал: брикет ему понравился.

— Ну и ладно. Жизнь штука гнутая, сломанная… эх, намяли бока, проклятые… жизнь так устроена, что хоть понимай, хоть не понимай — не разберёшься. Вот и не разбирайся. Думать, земляк, опять вредно. А кто виноват?

— Не знаю…

— Во-во. Потому что никто не виноват. Потому что все виноваты. Был у нас… правильно, был у нас отец родной. Лучший отец навеки. И стала у нас… правильно, вечная мерзлота. Ничего не вобьёшь. А вобьёшь — не выбьешь, потому как вечная. Не сгниет. В талой земле всё гниёт. Правда, на мерзлоте ничего не выросло… ну, так ведь ты вспомни: что было, когда она начала таять? Правильно, болото. На кой тогда было таять? В болоте тоже все гниёт. И теперь у нас понизу вечная мерзлота, а поверху — болото. Все шатается, все падает. А что вбили в мерзлоту, до сих пор стоит. Понял?

Говорил он долго, понять его было трудно. Лишь под утро, когда он утомился и начал подрёмывать, засыпая на полуслове, я кое-как свёл концы с концами.

Выходило так. В далёкие времена (моего собеседника, как он сказал, «ещё в чертежах не было») наступил Великий Восход. Стало, как на других планетах, а кое в чём даже и лучше. Теплая земля приносила отличные урожаи. Всё на ней росло как будто само по себе. Но потом начался туман. Стало холоднее. Все перепугались. Прошел слух: виноват кто-то слишком умный. Я так и не понял, в чем его обвиняли. Я не уверен, что они сами это знали. Даже не знали точно, кто он такой. Просто умных стали бить.