Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством

— Да, вроде она. С мягким говорком, немножко святочный рассказ, мол, как славно было украинцам при Шелесте[26] — ходили на колядки, никому не мешали. А теперь милиция за колядки преследует. На другой день зашел у меня с Ларой разговор о том, как бы не воздвигнуть кумира из диссидентства: общего ведь у нас одни преследования. Люди расходятся все дальше, и общим остаются преследования.

Я ей говорю: «Лара, колядки — это мило! А как думаете, Лара, в случае чего они русскую кровь прольют?» Она мне: «Пожалуй, да. Прольют». — «Лара, но ведь кто-то потом назовет нас по именам и скажет: не только слепы они были, но и безответственны». Трудный разговор у нас тогда вышел.

— Твое крымское детство милое, как украинские колядки.

— Нет — второй крымский образ страшный и лег во мне глубоким оттиском. Перед нашим домом, где церковь напротив, а слева улица Большевистская, в переулочке ночью ограбили и убили человека. Убивали не сразу, не до конца. Бедняга ломился в окна первых этажей, но никто не вышел. Утром, узнав новость, мы выскочили, и в меня вошел ужас. Ставни первого этажа были еще закрыты. Но на них — кровавая пятерня оползающих пальцев. В меня вошел страх. Но едва он во мне отпечатался, ситуация обратилась: я стал бояться страха и поступал ему наперекор. Те чувства позже переработались в смесь из страха и его боязни, и она медленно из меня уходила, пока в диссидентские годы совсем не ушла. Но я навсегда помню: симферопольское двойное окно, закрытые ставни и кровавая пятерня как соединение смерти и равнодушия.

Вообще, неосознанные приятия детства и жизни очень важно для себя опознать и продумать.

147. Светлана Аллилуева и причуды ее «папки». Раздельное обучение и пять ворот. Бериевская перестройка

— Никак не могу забыть: у Светланы (Аллилуевой. — Г. П.) был день рождения, и она при мне говорит подружкам: что ж вы, девоньки, ко мне вчера не зашли? Я вам пропуска заказала, а то дома совсем никого. Один папка, да с ним Ворошилов. Хорошая была девушка Аллилуева.

— А ты с ней познакомился когда?

— На истфаке в конце 1943 года, после госпиталя. Я долго в госпиталях лежал. Никак не могли закрыть рану на руке, было несколько операций.

— Светлана интересный человек?

— Очень славная. Закрытая, скромная девочка, в отличие от отвратительной Светланы Молотовой. Ту я знал в более позднем возрасте, когда она работала в Институте истории.

В то время было много историй с детьми. Алексея Каплера несколько раз сажали, все из-за романа со Светланой. В первый раз посадили к концу войны, Аллилуева была еще студенткой. Знаменита история, где пострадали и дети Микояна. Там был дипломат наш, он потом был послом в Штатах или в Мексике, сейчас не могу вспомнить его фамилию. Он при очень странных обстоятельствах погиб, в авиационной катастрофе при полете из Штатов в Мексику. А до этого была история, что в нее был безумно влюблен сын Шахурина. И так она унижала его самолюбие, что он ее застрелил. В общем, дошло до Сталина, тот выслал участников дела в разные города — и приказал ввести раздельное обучение мальчиков и девочек в школах! Это послужило ему поводом — так он всегда шел, от эпизода к эпизоду. Любимое занятие Сталина было придавать давно задуманным действиям форму случайности. Теперь историку, пользующемуся его архивами, нужно обладать большим даром реконструкции, чтобы восстановить его логику.

Пройдет еще какое-то время, и над нашим Сталиным станут посмеиваться. И верно, нет в нем современной изысканности. Я был на последней даче, для него выстроенной где-то в лесу, — там пять ворот! Человек со мной ходил очень осведомленный, я спрашиваю: эти пять ворот для чего? Чтобы Сталин всякий раз выезжал из других.

У него была гениальная способность всех вокруг сводить с ума, делая безумцами. Вообрази только: пять ворот!

— И в марте 1953-го они ему отомстили.

— Ты же понимаешь, что значит не оказать первой помощи при инсульте? А Сталин как раз инсульта боялся, боясь участи Ленина, — инсульт которого его спас в 1923 году. Ленина он с тех пор тайно ненавидел, это моя давешняя гипотеза.

Берия был прямо опасен политбюро как тот, кто мог в любой момент покончить с любым из эпигонов лубянскими методами. Но опасен еще и как человек неожиданный. Теперь они его боялись, как прежде Сталина, и особенно их вспугнула бериевская перестройка. Когда Берия под крылом Маленкова пошел ломать и менять всю систему.