А от вида тех, кто ждал у машины, вышибало дух. Я впервые видела их обоих такими торжественными, такими официальными. В отглаженных рубашках, брюках. Стильных, мужественных, сексапильных, несмотря на строгий наряд. На Арнау сорочка изумительной белизны, отглаженная до скрипа, до идеала; стрелки на стальных брюках. Правда, фривольно закатаны рукава, и наводит на чувственные мысли браслет из кожи и металла. Эйс ‒ как прозрачная глыба льда, искрящаяся под солнечными лучами. Галлахер будто сошел со страниц журнала «Стиль». Руки, которым тесно под хлопком, дорогой ремень, начищенные ботинки – вечный джентльмен-гангстер. Многослойный человек-загадка, человек-забота.
Мои мужчины. С которыми никогда не будет скучно, между которыми всегда будет коротить. С ними я обречена на вечные искры из глаз, сгоревшие микросхемы в голове, полет в вечность с подставленными снизу надежными ладонями.
Именно это я и почувствовала, когда подошла к ним, когда оказалась между ними. И невидимые искры печати, пробегающие по нашим телам.
‒ Готова ехать?
‒ Готова.
‒ Боже, как она красива, ‒ прошипел Эйс обреченно, после того как открыл мне заднюю дверь, а после захлопнул её. – Не тормози «Барион», если я попрошу тебя об этом.
«Иначе я сделаю это с ней прямо в машине».
Коэн усмехнулся.
Ветер через приоткрытые окна. Блеск на моих губах, блеск в счастливых глазах; треплют завитые локоны воздушные потоки в салоне. Снова обе мои руки на их плечах. Арнау, уже дважды поцеловавший мои пальцы с надетым на них кольцом – его кольцом, погрузил меня в непроходящий трансовый экстаз, в вечное трепетное предвкушение познания новых граней. Гэла я попросту не могла не касаться – они оба стали для меня «аркой». И то, что чувствовала сейчас я, чувствовали мы трое, я знала об этом. С точностью до слоя, до оттенка, до цвета каждой пылинки.
‒ Далеко ресторан?
‒ Минут сорок езды.
Сколько всего перед нами? Дней, ночей, касаний, градиентов ощущений… Ситуаций, вечеров, поз, шуток, просто изумительных минут. Я никогда не перестану ими любоваться, никогда не перестану на них реагировать. С ними я позволю себе всё, себя всю.
Эйс поглаживал мои пальцы, и я вдруг подумала, что у меня в распоряжении появился персональный доминант. Забавно. Улыбнулась от этой мысли, едва слышно хрюкнула и этим выдала себя.
‒ О чем думаешь?
Его глаза цвета ледника стали проницательны, требовательны. С толикой веселья.
‒ О том, что у меня теперь есть собственный доминант.
‒ Тебя эта мысль заводит?
‒ О том, что меня будут ежедневно ставить на колени?
‒ Если будешь плохо себя вести.
Черт, будь он неладен, но становиться влажной в машине я не планировала. Искры по всем троим.
Взгляд Гэла в зеркале глубокий – колодец без дна. Очень красивый колодец.
Я подалась вперед.
‒ Вы знаете, что я вас люблю?
Еще не прозвучал ответ, а меня накрыло такой ответной волной, что сейчас опять буду стирать влажную тушь с кожи.
Подумалось вдруг: «Действуй, Шенна…»
Этот Контур – он того стоит.
Послесловие
Да, я могла выбрать любую другую книгу, когда в феврале у меня были пауза и отдых. Я могла наткнуться на новую фэнтезийную или приключенческую идею, но выбрала «Третью» ‒ почему? Объясню честно. Когда в феврале начались беспокойные события, мне хотелось отвлечь голову и сменить частоту с волнения на что-то лучше. Прекрасно зная порядок частот, я понимала, что чувственность – одна из самых высоких вибраций. Вы тоже это знаете, если часто предпочитаете не «думать», а «ощущать». Удовольствие, наслаждение, расслабленность, любовь, игривость, флирт и так далее – это вещи, не совместимые с беспокойством. И потому в феврале я взялась воплощать именно эту идею. И да, она для меня сработала идеально: более я не вспоминала ни о каких внешних событиях, но концентрировалась только на внутренних, протекающих в моей голове.
Какое-то время назад я научилась гордиться своими книгами ‒ потому горжусь и этой. Наверное, потому что однажды мой брат сказал мне: «Если ты ее не напишешь, ее не напишет ни один любой другой человек в мире. И даже если она будет гов…ом, она будет ТВОИМ гов…ом. То есть уникальным». С тех пор я выбираю любить и ценить то, что я делаю, потому что это могу сделать только я.
Я часто слышу от вас: «Ну вот, были времена, когда вы писали про Дрейка и его мудрость. Куда делась ваша философия?» Моя философия во мне, в моей голове. И Дрейкова тоже. Я по ней живу каждый день, и именно поэтому я вышла на частоту смеха, легкости, баловства, вдохновения, позволения, игры, радости и другие смежные состояния. Многие из вас желают, чтобы я держала эту философию в вашей голове своими книгами, но это задача лично каждого ‒ прийти к этому состоянию, и мои книги тут ни при чем. Так что, в очередной раз сетуя в комментариях на эту тему, задумайтесь, куда эта прекрасная философия ускользнула из ваших голов после «Игры Реальностей» и почему.