Третья дорога

Прошел месяц. В этот период книга заняла центральное место в жизни Ванды и затмила всех, кто был рядом с художницей до появления печатной версии. Ванда даже не заметила, как из Германии вернулся Марек. Он не показывался на глаза и не звонил. Ни о чем не думая, Ванда позвонила ему сама. После обычного слова «привет» Марек не дал возможности поэту спросить «как дела?», поделиться радостью выхода книги и заявил:

- У меня совсем нет времени.

- Хорошо, я позвоню завтра, - недоумевая, сказала Ванда.

- И завтра у меня не будет времени, и послезавтра, а на следующей неделе я вновь буду в Германии.

- Нет и минуты? У меня…

- Нет, я работаю.

- Когда появится свободная минута, позвони, - все еще сохраняя отношения, предложила Ванда.

- Конечно, мы увидимся.

Ванда прекратила разговор первой. Она все поняла. Ей уже самой не нужна была эта свободная минута. Их дороги разошлись: она сделала шаг на крест, Марек, заработав деньги, проявил элементарную трусость и навсегда сделал шаг от креста, чтобы никогда на нем не оказаться. И все-таки Ванда была благодарна Мареку, ведь это он зародил в ней идею книги, это он предложил ей продать «Юного Бога».

- Он достоин радости чистого проявления, но бежит от нее. Беги, Марек, ни я, ни книга догонять не станут. Забавно даже, ведь ты никогда и не узнаешь, что книга вышла, что книга есть.

Боль пробежала по телу Ванды, а потом ей стало жаль Марека, просто жаль: он всю жизнь будет бегать от нее и нести совсем другой «крест» - свое невыполненное обещание.

- Может, выслать ему книгу почтой? Нет, не стоит, примет как пощечину. Прощай, Марек, захочешь – узнаешь все сам, - произнесла Ванда и перевернула страницу книги…

Богов, желающих проявить свое творение в зеркале Нижнего Неба, оказалось много.

«Так не хватит и всей моей жизни, - подумал Вир и посмотрел на алмазную корону. – Я понимаю, Боги не спешат: они бессмертны, но тороплюсь я. Я должен все понять и все воплотить. Я просто обязан это сделать».

Вир смотрел в зеркало Нижнего Неба, одно из следующих воплощений «приковало» взгляд не-Бога. Бутоны белых роз зарождались, росли, раскрывались. В каждом бутоне звучала своя мелодия, в каждом бутоне жил свой мир, свой маленький, но живой мир. Нежный розово-голубой рассвет раскрасил первый бутон. Радуясь первым лучам, из него выпорхнули бабочки. Второй бутон приобрел насыщенную голубую окраску, и из него полилась река, легкой лентой обвивая стебель и листья. В третьем бутоне кружила метель, белая, плотная, как кисея. Снег можно было зачерпнуть ладонями и подбросить до Верхнего Неба. Золотисто-оранжевый четвертый бутон заката излучал тепло, медленно раскрывая лепесток за лепестком, завораживая глубоким покоем. На сине-фиолетовом пятом бутоне сияли яркие звезды и светила Луна. Лунный свет струился и водопадом низвергался по каменным лепесткам. На каждом каменном лепестке сидел мотылек, маленький ночной мотылек, чтобы потом превратится в бабочку и выпорхнуть из нежного розово-голубого цветка. Богиня хлопнула в ладоши – розы стали белыми и сплелись между собой, соединившись, растворились друг в друге, образуя один цветок. В нем могла уместиться вся Вселенная.

- Этот Цветок Жизни ближе к Дереву, но все же это только цветок, - отметил для себя Вир и посмотрел на корону: светлые алмазы ожили и заиграли собственным светом…

В новой жизни Ванды появился театр: лавина судьбы поставила ее на сцену. Театр-студия «Геликон» (так назвала ее Ванда) объединила талантливых юношей и девушек в один небольшой творческий коллектив и поставила Колодзей во главе его. Новая «роль» захватила Ванду полностью, хотя и старая «роль» (поэта) требовала выйти на «бис». «Их необходимо совместить, иначе… иначе они разорвут меня. Книга больше сцены. Книга – это жизнь. А сцена? Сцена – это ощущение жизни».

Юные актеры репетировали часами. Ванда Колодзей была не только режиссером, но и стояла на сцене рядом в качестве актера.

- Чтобы понять, что такое театр, нужно жить театром, нужно быть на сцене, - говорила Ванда студентам. – Нужно творить сообща.

И они творили вместе. На сцене. Чистая энергия зарождалась внутри, в сознании мгновенно появлялся мысле-образ и через движение души вырывался в пространство, перемещая актеров, словно фигуры в шахматной партии.

«Сцена – это шахматная доска? И да, и нет. Сегодня на ней кружатся маски, отражаясь друг в друге своей противоположностью, как Верхнее Небо отражается в Нижнем в том далеком полузабытом Мире Богов. Маскарад? Да. У каждого Бога – своя маска. Может ли Бог сорвать ее, поменять? Человеку это под силу – я сорву ее», - думал уже не поэт, а режиссер и актер Ванда Колодзей.