Третья фиалка

– А Джеффа Декера помнишь? – воскликнула старшая сестра. – Так его больше нет. Вот так. Ловил щук и утонул, бедолага!

– Ну и как твои дела, Уильям? – спросил отец. – Много картин продал?

– Одну, да и ту по случаю.

– Видели твои иллюстрации в майском номере «Перкинсон’з». – Он немного помолчал и тихо добавил: – Как по мне, неплохо.

– А что нового у вас?

– Без изменений, все то же самое. На прошлой неделе сорвался жеребенок, но, слава богу, бед не натворил. Я испугался, потому как запряг его в новую коляску – мы купили ее совсем недавно, – но она ничуть не пострадала. Осенью собираюсь продать скотину, не хочу возиться с ней зимой. А весной куплю небольшой табунок лошадок. Пять акров земли пришлось опять сдать в аренду Джону Уэстфоллу, потому как с одним-единственным работником я едва тут управляюсь. Жизнь вроде бы как налаживается, однако до благоденствия еще далеко.

– А у нас в школе новая учительница, – вставила слово одна из сестер.

– Уилл, ты даже не обратил внимания на мое новое кресло, – произнесла мать, показывая на кресло рукой. – Я специально поставила его здесь, чтобы ты увидел, но ты даже не заметил. Милое, правда? Отец купил его в Монтичелло на мой день рождения. Я думала, оно сразу бросится тебе в глаза.

Когда на улице окончательно стемнело, Хокер ушел в свою комнату, поднял оконную раму, сел у окна и закурил. Ноздри сладко щекотал аромат дерева и полей. Во тьме воспевали известную оду ночи сверчки. На черной кромке горы тянулись два длинных ряда светлячков – это сиял огнями «Хемлок Инн».

Глава III

У Хокера был друг-литератор по фамилии Холланден. Еще в Нью-Йорке он выразил желание провести лето в «Хемлок Инн».

– Не желаю видеть, как мир движется вперед, – заявил он, – поживу-ка я лучше немного в Салливане[1].

Утром Хокер взял все необходимое для занятий живописью, вышел из дома и отправился блуждать по полям. Побродив достаточно долго, чтобы убедить себя в полном отсутствии желания направлять стопы в пансионат, он в аккурат туда их и направил. Было лишь девять часов утра, и молодой человек прекрасно понимал, что повидаться с Холланденом раньше одиннадцати нечего и надеяться, потому как друг только с чужих слов узнавал, что солнце уже встало и за окном стоит далеко не раннее утро.

Молодой художник расположился на краю зеленеющего поля, на которое отбрасывали оливковые тени деревья. Над ним нависало бледно-голубое, как на китайском сервизе, небо, усеянное небольшими разнокалиберными облаками. Но вся эта красота служила Хокеру лишь прикрытием, чтобы внушить стороннему наблюдателю мысль о том, будто он усердно делает наброски сосен на том самом холме, где сиял красными дверьми «Хемлок Инн».

Наконец пейзаж своим появлением оживил молодой человек в белом фланелевом костюме.

– Привет, Холли, отойди в сторону, не нарушай гармонию цвета, – махнул ему кистью Хокер.

Услышав, что его окликнули, владелец белого костюма опасливо опустил глаза и посмотрел себе под ноги. Потом широко улыбнулся и подошел ближе:

– Кого я вижу? Хокер! Здравствуй, старина!

Он присел на большой камень и принялся вглядываться в сосны на холсте Хокера, то и дело переводя взгляд с изображения на оригинал.

– Слушай, – вдруг произнес он, – почему бы тебе не жениться на мисс Фэнхолл?

Хокер сжимал в зубах кисть, но после этих слов тут же выхватил ее и спросил:

– Жениться на мисс Фэнхолл? На какой еще мисс Фэнхолл, черт бы тебя побрал?

Холланден обхватил руками коленку и задумчиво отвел в сторону глаза:

– Эх ты, это такая девушка…

– Что ты говоришь?

– Да-да. Она приехала накануне вечером вместе со свояченицей и небольшим выводком юных Фэнхоллов. Я так полагаю, их там штук шесть.

– Двое, – возразил Хокер, – мальчик и девочка.

– Откуда тебе… Ах да, ты, вероятно, с ними ехал. Ну конечно. Стало быть, ты ее видел.

– Так это была она? – равнодушно спросил Хокер.

– Это была она? – возмущенно передразнил его Холланден. – А то кто же!

– Вот оно что, – ответил Хокер.

Холланден вновь погрузился в размышления.

– У нее много денег, – сказал он, – просто куры не клюют. И на мой взгляд, она достаточно глупа, чтобы проникнуться к тебе симпатией, особенно с учетом твоего звания художника. Весьма зажиточная, хотя и не кичащаяся своим состоянием семья. Для тебя это было бы просто здорово. Думаю – да нет, что там, я совершенно уверен! – что она и правда достаточно глупа, чтобы проникнуться к тебе симпатией. И если бы ты не был таким безнадежным болваном…

– Холли, помолчи, сделай милость, – сказал художник.

На какое-то время Холланден действительно умолк, как его просили, но потом заговорил опять:

– Даже не догадываюсь, зачем они сюда приехали. Должно быть, у свояченицы слабое здоровье. Что-то в этом роде. Она…

– О господи! – воскликнул Хокер. – Тебе что, больше поговорить не о чем?

– Стало быть, ты ее видел, да? – спросил Холланден. – Чего же тогда ожидать от такого человека, как я? Если уж ты, старая дубина…

– Было темно, – запротестовал художник.

– Темно ему было! – сердито повторил Холланден. – А если даже и так, то что?