Третья Империя

Например, волна поношения всего существовавшего в Красной Империи, сосредоточившаяся, как в фокусе, на поношении Иосифа Великого и всей сталинской эпохи, начавшаяся с конца 80-х годов и достигшая пика в начале 90-х, инспирировалась не только Борисом Проклятым и его правительством, которым она нужна была как апология своей деятельности по демонтажу российской государственности. И не только зарубежными спецслужбами, в первую очередь тогдашних США, которые были заинтересованы в любом ослаблении противника. В не меньшей степени ее источником являлись обычные люди, у которых в те времена были либо репрессированы родственники, либо они сами, часто — хотя и не всегда — безвинно, и которые не могли простить боль и страх того времени. Но не следует забывать, что боль и страх — понятные и естественные чувства для несправедливо обиженных, однако при этом они плохие помощники в установлении исторической истины. Но люди слушали речи, читали газеты, смотрели ТВ, и поскольку им очень хотелось войти в новую светлую жизнь, отряхнув с ног прах старой (тогда еще русские не знали, что так не бывает), то критика Красной Империи ложилась на благодатную почву: этому хотели верить — и верили. А начиная со второй половины 90-х, когда в народе наметился подъем национального самосознания и гордости, получила развитие обратная тенденция: те, кто испытывал особое унижение и ярость в период второго Смутного времени (за себя или за державу — неважно), принялись искренне и с большим жаром доказывать ровно противоположное. А именно, что никто при Сталине, как и вообще за семьдесят лет торжества Красной Империи, не пострадал без вины, что жизнь в ней была богаче, свободнее и веселее, нежели жизнь в остальном мире, и тому подобный бред. Ясное дело — унижение и ярость столь же плохие советчики, как боль и страх.

Это, подобное маятнику, стремление к переосмыслению истории, а зачастую просто к ее переписыванию не ограничивалось недавним прошлым, все еще политически актуальным. На этой волне всплыли «новые историки», которые обращались как раз к весьма древним временам и эпохам. С конца 80-х, например, набрала большую популярность (правда, исключительно в среде неспециалистов) теория математика Фоменко о так называемой новой хронологии. Хоть она и не выдерживала никакой серьезной критики, ею увлекались миллионы людей, главным образом из-за вышеописанного смятения в умах.

Многие писатели трудились в жанре переиначивания истории просто потому, что чувствовали — они оседлали моду и читательские предпочтения своего времени. Это хорошо видно на примере литературы того времени, пересматривающей историю войны России с Германией 1941–1945 годов. Если часть ее прямо оплачивалась спецслужбами бывших США с целью размывания стержня российской самоидентификации (например, то, что писал сотрудник ЦРУ Суворов), то другая часть была, как говорят русские, простой «конъюнктурщиной» на модную тему.

Но сказанное вовсе не означает, что все попытки переосмыслить историю были ложными, — иногда от истины уводило как раз нежелание ее пересматривать. Примером здесь может служить великий русский писатель ХХ века Александр Солженицын, которому стоят памятники и на его родине в Кисловодске, и в Ростове-на-Дону, где прошли его детство и студенческие годы, и в Казахстане, где он сидел в лагере и потом жил в ссылке, и в Москве. В начале нынешнего века он опубликовал фундаментальный труд, посвященный двумстам годам проживания евреев среди русских в русском государстве; этот труд, совершенно по-новому осветивший многочисленные грани этой истории, развеял много мифов, существовавших в народе на эту тему. А ведь история своей страны — это не просто наука, и мифы в ней не просто научные заблуждения; от нее зависит понимание народом того, кто он и куда идет. По названным причинам к середине первого десятилетия нашего века, и в еще большей степени к 10-м годам, в обществе появилась осознанная и сильная потребность точно знать, а как оно было на самом деле.