— Саша, если есть еще вода, дай мне, будь добра.
Саша с раскаянием следила за тем, как он пьет. Самочувствие у него, явно, было неважное — рука, вон какая, горячая и глаза не такие ясные, как обычно. А она тут пристала с разговорами! Но он, сделав несколько глотков, продолжил сам, более бодрым голосом:
— Они должны были упасть на спину лошади и остаться в седле. Тогда лошади сами бы вынесли их. А там уж, как суждено. Получилось только с двумя.
— Это вы как-то по-особому стреляли, чтоб так получилось?
Уж насколько Саша знала образ мыслей Виконта, но такой заботы о бандитских жизнях она за ним не предполагала. Он понял изумление в ее широко распахнутых глазах по-своему:
— Ну, умею, умею. Пошутил когда-то.
— Нет, ну я еще понимаю, не стремиться убить. Но фактически спасать убийц? Они ВАС чуть не убили… — с содроганием привела своей главный довод Саша.
Виконт пробормотал уже сонным голосом:
— Небезызвестный тебе Алексей тоже вполне мог бы лихо мчаться за кем-то и бессмысленно палить из обреза. Было б правильно — прикончить его? Смерть непоправима, Саша… Я еще посплю, хорошо?
Едва почувствовав себя лучше, Виконт в сопровождении «подмастерья» и заинтересованных местных отправился осматривать начатое строительство церкви. Осматривал долго, придирчиво, что-то вымерял, что-то прикидывал — ей было чрезвычайно интересно наблюдать за его, совершенно новыми для нее, действиями, В результате новостройка была беспощадно раскритикована. Оказалось, нарушена целая куча правил — и место не то, и ориентация по частям света не та, и пропорции искажены… Селяне в растерянности зашептались. Растерялась и Саша — как же так, Виконт, вроде, собирался пополнить их бюджет, расписывая церковь… Тут вперед выступил какой-то дедок, демонстративно пожал Виконту руку двумя своими, и с чувством сказал:
— Відразу видно, що людина в цій справі тямуща! Я ж казав![80]
Он поведал, что находились и раньше знатоки, хаявшие новое строение, да только так выходит, что молиться людям негде, потому что старая церковь здорово облупилась и много чего там порушено. Для новой все заготовлено, а дело из-за несогласия не движется. И тут Виконт предложил восстановить старую церковь, очень похвалив остатки росписи. Он займется ее реставрацией, а им, селянам, рекомендует отрядить людей для починки того, что сломано. Селяне согласились немедленно и с большой охотой. То, что приезжий обитает при храме, пусть обветшалом, но освященном, не в пример новому, было в глазах селян доказательством божьего промысла. Всевышний одобряет дела этого художника и его самого.
Так Виконт из иконописца на отдыхе превратился в действующего, а она — в самого настоящего, хотя и не слишком умелого, подмастерья. Целая компания селян истово трудилась в храме и работа кипела, тем более что командование расквартировавшихся к этому времени в деревне украинских частей, всячески эту работу поощряло. Та же компания нагнала толпу говорливых баб, очевидно, своих жен, которые сотворили для Саши с Виконтом максимально возможный уют в пристройке. Даже цветы в горшках притащили.
Несмотря на то, что плечо еще болело, и рука была сильно ограничена в движении, Виконт работал днями напролет. Может, поэтому рана заживала все-таки не как на кошке. Зато результаты росписи были, по мнению не только пристрастной Саши, но и деревенских знатоков и любопытствующих военных, просто великолепны. На стенах проступили святые с проникновенными очами. Помещение все больше приобретало торжественно-праздничный облик.
Как-то, отдыхая от своих трудов по реставрации, Виконт набросал портрет одного из местных жителей, пришедшего в церковь поглазеть. Людям моментальность и похожесть рисунка страшно понравились, и пошло-поехало. Виконт заимел в деревне большое количество знакомых и немалую для деревенских масштабов популярность. Его стали приглашать по домам, упрашивая написать портреты всех ближних. Он не отказывался, но «подмастерье» с собой в такие «гости» никогда не брал. Расплачивались с ним щедро, в основном натурой. У них теперь было вдосталь еды, а еще новые рубашки и расшитые украинским узором жилетки…
Саша самым серьезным образом уверяла, что все великие художники искали меценатов и что он просто очень тонко понимает вкусы окружающих, на что Виконт, смеясь, отвечал:
— Навязывать свои услуги нужным людям некрасиво. Творить по пять картин в день? Называется шарлатанство, великие себе такого не позволяли. Не будем тревожить их тени.