Третья месть Робера Путифара

Любой учитель справился бы с этой задачкой глазом не моргнув: «Пьер-Ив, мой мальчик, если ты не знаешь ответа, значит, плохо учил уроки. Ну-ка, дети, подскажите ему, сколько будет семь на девять?» Кто-нибудь поднял бы руку и ответил: «Шестьдесят три, месье». И урок продолжился бы как ни в чем не бывало. Но Путифар не был любым учителем. Огорошить вопросом, сколько будет семь на девять, этого стодвадцативосьмикилограммового гиганта было все равно что помахать живой мышью перед хоботом слона: ничтожная причина, сокрушительные последствия.

– Семь на девять… – замялся он. – Семь на девять… это будет… э…

Тридцать учеников третьего класса затаили дыхание и с тревогой смотрели на учителя. Они знали ответ, и руки поднимались одна за другой в знак готовности его дать. Инспектриса слегка нахмурилась: происходило что-то необычное.

В зловещей тишине Путифар отчаянно напрягал память: «Так, сейчас… семь на девять – это все равно что девять на семь… умножение на девять… всякий раз прибавляем десять и отнимаем один… мама, мама, помоги… начнем с девяти на пять, это я помню, сорок пять… значит, девять на шесть – сорок пять плюс десять, будет пятьдесят пять, и минус один – пятьдесят четыре… а девять на семь – это будет… сколько сейчас было, пятьдесят четыре или пятьдесят три? Мама, о мама…»

Вконец отчаявшись и не в силах больше вынести гробовое молчание в этом лесу поднятых рук, он выпалил наобум:

– Семь на девять? Это будет… сто двадцать два.

Не будь здесь инспектрисы, класс покатился бы со смеху, а он в очередной раз заорал бы: «Прекратите! Молчать, я сказал!»

На этот раз все обернулось еще хуже. Дети по-прежнему безмолвствовали, только обернулись все как один к инспектрисе, словно призывая ее в свидетели: «Вы слышали, мадам? Наш учитель не знает таблицу умножения. Что вы с ним сделаете?»

Тогда Путифар совершил непоправимое: он сделал вид, будто просто оговорился по рассеянности, и сделал новую попытку:

– То есть, простите, я хотел сказать – девяносто четыре…

Пот градом катился по его вискам. Инспектриса не сводила с него удивленного взгляда своих прекрасных зеленых глаз. Он почувствовал, что вот-вот упадет в обморок.

– Что-то… что-то жарко, правда? – пролепетал он. – Такая духота… Я сейчас…

И устремился к окну, чтобы его открыть.

А надо сказать, что под этим самым окном сидела за первой партой хрупкая, чувствительная, болезненная и добродетельная Катрин Шосс. Старшая дочь в небогатой многодетной семье, эта девочка, не жалея сил, ухаживала за шестью братишками и сестренками. Хоть Катрин часто пропускала уроки по болезни или из-за переутомления, она тем не менее была в классе первой ученицей, особенно по французскому, в котором ей не было равных. В любой ситуации она была неизменно безукоризненно вежливой, чуткой к окружающим, а главное, уважала и любила своего учителя. Тот, не привыкший к подобному отношению, проникся чем-то вроде приязни к этой тихой бледненькой девочке. Итак, он ринулся к окну. И вот что, увы, произошло:

Робер Путифар (метр девяносто шесть и сто двадцать восемь килограммов) распахнул окно с такой силой, что острый угол рамы врезался в надбровье маленькой Катрин Шосс (метр двадцать два и двадцать семь килограммов), пропоров борозду длиной в добрых пять сантиметров. Она испустила душераздирающий крик, и все лицо ее залилось кровью.

– О черт! – вырвалось у Путифара.

Дальше ситуация окончательно вышла из-под контроля. Половина класса выбежала в коридор звать на помощь. Другая половина столпилась вокруг несчастной Катрин, как группа поддержки. А та, вся в крови и в слезах, так и сидела на своем месте, жалобно стеная. Очки у нее разбились.

– Успокойтесь! Успокойтесь! – взывал Путифар, но никто его не слушал.

Соседка Катрин по парте, маленькая Брижит Лавандье, медленно осела на пол.

– Месье! Месье! Брижит в обмороке! – закричали дети.

Путифар склонился над девочкой, побелевшей как полотно, и стал хлопать ее по щекам. Поскольку она не приходила в себя, он хлопнул посильнее. Но более срочных мер требовало другое: Катрин Шосс истекала кровью, заливая свою безукоризненную тетрадь по математике.

Среди всеобщего смятения Путифара каким-то чудом осенила здравая мысль: надо звонить доктору, и как можно скорее! Он ринулся кратчайшей дорогой к телефону, сшибая столы и стулья. Увы, спеша схватить трубку, он с такой силой заехал своей непомерно длинной ручищей по аквариуму, что тот опрокинулся. Во все стороны разлетелось битое стекло, а на пол выплеснулось двести литров воды и семь рыбок, в том числе Большой Плюх, которого дети обожали, потому что он всегда как будто улыбался.