Здесь разворачивается та же борьба, что и повсеместно, — война национального сепаратизма с интегрализмом. И в этом плане наметившийся альянс Душанбе — Хекматиар — Тегеран с ярко выраженным исламским характером выступает с более «прозападных» позиций, нежели их умеренно-светские противники. В Таджикистане воюют не таджики с таджиками или узбеками (так же, как и в Афганистане не пуштуны с таджиками и узбеками), а сторонники нового национального государства с консерваторами, сторонниками старого.
И в этой связи ориентация Ходжента (и примыкающего к нему Куляба) на Ташкент — естественна и закономерна. Этот регион никогда не знал межнациональных распрей и коллизий. Наиболее отчетливая оппозиция проходила не по линии «тюрок-иранец», и даже не по религиозному признаку, а по образу жизни: оседлый — кочевой. И потому оседлые тюрки-узбеки Ферганской долины ближе к таджикам Ходжента, чем к кочевым тюркам-кыргызам, или казахам, и даже вчерашним кочевникам-узбекам.
СРЕДНЕАЗИАТСКИЕ АССИМИЛЯТОРЫ
В конце июня 1990 года, сразу же после ошских событий, в Алма-Ате по инициативе Олжаса Сулейменова состоялась встреча узбекских и киргизских демократов. Когда один из представителей Киргизского демократического движения заявил, что причина конфликта в том, что «узбеки забрали в свои руки всю торговлю в Оше», его ташкентский оппонент не выдержал: «Давайте разберемся, — сказал он, — кто такие узбеки? Узбек — это тот же киргиз, казах, туркмен, который перестал кочевать, осел и стал возделывать землю и торговать». В этих словах точно подмечена суть отличия узбеков от остальных тюркских народов региона.
Динамичный и энергичный народ, во многом утративший родоплеменное деление, узбеки, единственные в регионе, обладают способностью ассимилировать соседей. Ни один узбек не может стать киргизом, туркменом или казахом, так как нельзя проникнуть в замкнутую консервативную родо-племенную систему, где все знают своих предков до седьмого колена и свой род-племя. И в то же время для того, чтобы стать узбеком, киргизу, казаху или туркмену надо просто начать жить. как узбеки, и перейти на узбекское наречие. И если не он сам, так его сын или внук будут уже узбеками. Потому что узбеки — это давно уже не род и не племя, а образ жизни.
Эта черта, с одной стороны, побуждает узбеков — самый многочисленный народ Средней Азии, живущий в ее сердце — к интеграции с соседями, а, следовательно, к лидерству в регионе, с другой же стороны, отпугивает соседей и заставляет их дистанцироваться от Ташкента.
ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ ПРЕЗИДЕНТА
Казахстан не менее Узбекистана стремится к интеграции. Но здесь побудительные мотивы иные. Наиболее отчетливо они видны на примере политической карьеры одного из самых заметных лидеров постсоветской эпохи Нурсултана Назарбаева.
После «Беловежской вечери» наблюдатели ожидали «мусульманского ответа» — образования «азиатского союза» в противовес «славянской антанте». Более того, вроде бы был очевиден и лидер постсоветской Азии — Нурсултан Назарбаев. Однако встреча произошла вопреки ожиданиям в Ашгабате, и опять-таки, вопреки ожиданиям, азиаты не хлопнули дверью, а изъявили желание к «воссоединению». А всеобщее «славяно-мусульманское» примирение состоялось в Алма-Ате под эгидой Назарбаева.
На протяжении последних двух лет Н. Назарбаев блистательно лавировал между «Европой» и «Азией». Он сумел не только стать общепризнанным авторитетом в Средней Азии, но и догнать по рейтингу в России Бориса Ельцина. И завоевал прочную репутацию «великого примирителя», постоянно ищущего компромисс между западом и востоком бывшего СССР, «правыми» и «левыми» на тех же просторах и т. д. Хотя при всем при этом среди «крайних» у себя на родине он далеко не так популярен: националисты считают его предателем интересов своего народа, а стоящие на противоположном полюсе русскоязычные сепаратисты — ярым националистом.
Вполне возможно, что в глубине души Нурсултан Назарбаев-космополит или же, наоборот, откровенный националист. Но это не имеет никакого отношения к реальной политике. Это — факт личной биографии конкретного человека, а не политика. Биография же Назарбаева — президента Казахстана определяется не его личными симпатиями или антипатиями, а прагматикой, сформировавшейся под мощным прессингом геополитики.