Третья молодость

Дальше — хуже. Марек вынудил меня посетить корабельный музей, чтоб они все потонули, корабли эти! Мне хотелось спокойно посидеть где-нибудь в кабачке, за столиком с видом на порт, за стаканчиком белого вина… Нет, таких развлечений он не признавал. Вино я выпила в спешке, захлёбываясь, после чего очутилась на чесночном рынке. А чеснока я вообще не переношу. Словом, неудачи преследовали меня.

Я предложила рациональный метод осмотреть город и окрестности — автобусом. Ведь нам безразлично, что мы увидим и в какой последовательности, лишь бы побольше увидеть. А экскурсии городским транспортом, пустым и удобным, прекрасно служат такой цели. Уговорила я Марека, доехали мы почти до центра города, и тут автобус встал.

— Все, конец, — возвестил водитель. — Я еду в парк.

— Как это? — возмутилась я. — В такое время? Всего шестой час.

— Вот именно, шестой. А я работаю до шести. Возможно, этот автобус был не единственный, но в гостиницу мы вернулись на такси.

Следующий номер я отколола в Авиньоне. Опять удумала экскурсию автобусом — на пейзажи Прованса стоит полюбоваться, красота природы благотворно влияет на мою психику. Но тут автобус остановился в горах на развилке дорог. Мы были единственными пассажирами.

— Вам до Сент-Аньяна? — спросил водитель.

— Нет, мы возвращаемся обратно в Авиньон.

— А я еду в Сент-Аньян.

— Ничего страшного, мы прокатимся с вами, а потом вернёмся.

— Я больше не вернусь в Авиньон. Автобус из сент-аньянского парка.

Господи Боже, опять неудача? Я поинтересовалась, как нам добраться до Авиньона. Разве что взять в Сент-Аньяне такси. Но можно и пешком, срезая петли и повороты.

Авиньон видно с горы, и мы решились на пешую экскурсию. Город находился намного дальше, чем нам казалось, мы запутались в обширном лабиринте частных владений. Босоножки безжалостно впивались мне в пальцы. Частные владения обнесены каменными стенами, а между ними лишь проезжие дороги, без пешеходных. Все. Развлечениями я была сыта по горло.

Из одной виллы на машине выезжала мадам. Видимо, из тех, что победнее, — ворота открывала руками, а не дистанционным пультом. Я не утерпела, подошла и осведомилась: не едет ли она случайно в Авиньон, потому как мы остались без автобуса, а дорога тяжеловата. Мадам внимательно нас оглядела — на воров и бродяг не похожи, и кивнула — извольте, охотно подбросит; довезла до самого моста. Только благодаря ей пальцы у меня на ногах уцелели.

В Париже (кстати об автобусах) я всего лишь прозевала нужную остановку и пришлось возвращаться довольно далеко, а мы спешили. Потом меня обокрали в метро. Шайка воров создала давку, и у меня из сумки-корзинки спёрли кошелёк, куда по глупости я положила все деньги. Марек оказался на высоте. Он почти догнал вора, швырнувшего кошелёк ему под ноги. Увы, без содержимого.

Осталась у нас лишь Марекова заначка. Гостиница оплачена за трое суток вперёд, билеты были куплены, снова пришлось переться в ФРГ, чтобы обменять деньги. Марек держал меня впроголодь, возможно, в наказание. Аппетитную еду он считал подозрительной, бутербродов мне не давал, а при виде салатов содрогался. На брюссельских аттракционах он, правда, предложил мне пирожное с персиком, а я после трех дней воздержания жаждала мяса. Постройнела я невероятно, а вот характер испортился. В Кёльне у меня появились собственные деньги. Тут-то мой ненасытный аппетит снова показал, на что он способен.

И вообще он вёл себя несносно. Марек, конечно, не аппетит. Раздражался и скандалил по поводу и без повода, вырывал из рук план города, не давал прочитать микроскопически мелко напечатанные названия улиц и сориентироваться в сторонах света. Я оказалась ответственной за изменения в брюссельском городском транспорте, за вокзал на римских руинах в Кёльне и черт знает, за что ещё. Я держалась, стиснув зубы, и спешила к Алиции, чтобы у неё наконец-то отдохнуть.

Из-за треклятых парижских воров приехали мы в Биркерод на неделю раньше, чем договаривались. Алиции не было, она отбыла в Лунд, где жил Тюре. К счастью, в доме хозяйничала Стася, которая как раз успела перегладить все постельное бельё. Алиция вернулась на следующий день, и мне полегчало по очень простой причине: я оставила их с Мареком и сбежала на ипподром.

Марек не упускал случая обвинить меня во всех смертных грехах, и до сего дня я не ведаю почему. Не нравилось ему нигде: Дания, видите ли, грязная. На вопрос, какое слово применимо в таком случае к нашей стране, если в Дании грязно, он не ответил. Зато предъявил претензии: а Павелек сожрал его бананы. Павелек вполне мог сожрать всю округу — само собой, не Зосин Павел, а совсем другой Павелек.

Через неделю пришло письмо от матери: Люцина умерла, нам нужно немедленно возвращаться. И снова я не приняла к сведению, что письмо шло недели три и Люпину давно похоронили. Мы помчались в порт и на следующий день отплыли паромом до Свиноустья.