Третья молодость

Моросил дождь. На мне непромокаемая куртка с капюшоном, падавшим на глаза и ограничивавшим поле зрения. Видела я лишь клочок земли под ногами. Немного погодя вспомнила, где-то тут болото от разлившейся лесной речушки, через него не перебраться, надо выйти на дорогу. Свернула я к дороге, находившейся, по моим представлениям, совсем рядом. Минут через сорок пять я пришла к заключению, что понятия не имею, куда меня занесло.

Смех, да и только — заблудиться на небольшом пятачке знакомого леса! Нахожусь я где-то на краю леса, со стороны Изабелина и Лясек, в пущу не забредала, там повсюду дороги, а я не пересекла ни одной…

Известно, когда заплутаешь в лесу, надо идти прямо. Я умею ориентироваться в лесу, даже если надо обходить заросли и болотца. Я и пошла прямо, собирая по пути грибы и никуда не отклоняясь.

Брела я неимоверно долго, даже засомневалась, не пересекла ли какую-нибудь дорогу, вдруг да проворонила. Лес сделался совсем незнакомый. Наконец я дошла до дороги, перевела дух с облегчением и задумалась — что это за дорога, в какую сторону теперь податься. Осмотрелась. Справа сплошные кустарники, слева как-то поприятнее. Свернула влево.

Дождь продолжал моросить, опустились сумерки. Я нащупала спички в кармане — сухие ли, придётся на ночь развести костёр и подождать до рассвета. Пока ещё было видно, шла не спеша, высматривая грибы. Наконец лес кончился, и я увидела дома. Постучала в первый попавшийся и задала классический вопрос:

— Извините, пани, не скажете ли, где я нахожусь?

Выяснилось, в Липкове. Пока ждала автобуса, я сообразила, что произошло. Сперва я топала прямо по лесу к Большому Трускавю параллельно дороге, потом вышла на дорогу Малый Трускавь — Липков в ста метрах от автобусной трассы и свернула на Липков за три с половиной километра. Загляни я за те кусты справа, увидела бы автобусную остановку.

Меня, однако, очень интересовало, в каком же месте мне удалось столь артистически заблудиться. Не счесть, сколько раз я старалась позже отыскать запомнившийся отрезок местности: что-то вроде невысокого вала, деревья и кусты редкие, лисичек полным-полно. Но все безрезультатно: этого места я так и не нашла. Не сумела заблудиться снова.

Однако на нашей шампиньонной плантации блуждать было негде и некогда. Всю осень, зиму и весну я как одержимая собирала шампиньоны, сделалась профессионалом и обрела неплохую форму. Это занятие не для слабаков. Шампиньоны растут в мягком торфе. Опереться не на что, дотянуться надо на метр в сторону, а посему приходится держаться исключительно на мышцах ног и спины. Грибы шли на экспорт, обращаться с ними приходилось деликатно. Возвращалась я порой в два ночи, измочаленная вдрызг, и одна лишь любовь к грибам побуждала меня к такой каторжной работе. Ребёнок, естественно, был доволен: я бережнее относилась к товару, нежели чужие люди. Однажды я даже свалилась с дорожки — сил не хватило дотянуться. И ничего плохого не произошло. Всего лишь ушибла колено и локоть.

А летом началась собачья эпопея.

Сперва собак было три: Динго, Сёгун и Суня. Получили мы их в наследство от прежнего владельца. Все дворняги, и все чёрные. Динго — большой пёс, уже старый, Сёгун среднего роста, помесь таксы и всех остальных пород, Суня, найдёныш, самая маленькая и чуткая собачка, при этом послушная и воспитанная. Динго, в молодости пёс неприветливый, на старости любил привалиться к человеку и обменяться впечатлениями обо всем, что случилось за день. Сёгун без труда мог бы прикончить роту коммандос.

Какой-то подлец ещё щенком приучил его ловить летящий мяч. Псу понравилось, вратарём он сделался отличным, спортом мог заниматься сколько угодно. Весь день без перерыва заставлял нас что-нибудь пинать, приносил и складывал к ногам что попало: куски угля и дерева, камни, мяч, неспелые яблоки, соломенную куклу — и ждал, когда ему это подбросят. Если избранный партнёр медлил, Сёгун царапал его лапой по ноге. Попробуйте-ка пинать куски угля или камни белой летней туфлей или голыми пальцами в босоножках — врагу не пожелаешь! Рукой бросать чёртов пёс не позволял, как только наклонишься, он хватает принесённый предмет в зубы и отворачивается — отнять у него что-нибудь просто невозможно. Работники мужского пола, особенно помоложе, относились к этим спортивным развлечениям доброжелательно. Пинаемый предмет вместе с Сёгуном возвращался как бумеранг — играй себе сколько хочешь. А вот мой сын восторга не испытывал. Пёс дезорганизовывал работу и мог умучить любого до смерти.

Ранней весной прибыла четвёртая собака — Симка. Моя невестка купила нечто чёрное, крошечное, красотой почти равное канадскому чимпанику. Чистокровный карликовый пинчер, охотник на мышей и крыс, глаза не навыкате и не дрожит, а по строению тела — идеальный доберман в миниатюре.