Через день, прибывшие из похода дружинники, получив денежное довольствие и став от этого весьма довольными, для начала решили немного погулять. Даже женатики. Первым делом, ясен меч, направились прибарахлиться на рынок, ибо изорвались в походе.
Юным отрокам сотник Велерад тоже разрешил отлучиться в город, и трое подружившихся парней медленно брели вдоль торговых рядов намереваясь прикупить кто портки, кто рубаху, а Доброславу – кровь из носа, был нужен кинжал, и он потащил Клёна и Бажена в оружейный ряд.
– Ты, Клёник, ловок оказался, кинжалы наши спёр в своём лесу, а вернуть всё забываешь. Ясен пень – вятский лес, медведь хозяин.
– Семарглом клянусь, верну. Никак домой не попаду, а вон жид хазарский мечами торгует, у него и кинжал прикупишь, – указал, где именно, и первым направился к торговцу оружием, отпихнув ногой явившего лапы от купившей его бабы, пока та отвлеклась на ленты, наглого гусака, важно топающего, куда глаза глядят.
Осерчав, гусак растопырил крылья и вытянул в сторону обидчика длинную белую шею, чем весьма развеселил отроков.
Купив прекрасный кинжал, и весьма недорого по мысли Доброслава, приятели направились в сторону шума и гама-тарарама, доносившегося с небольшой, свободной от торговли площадки.
Оглянувшись, Доброслав отметил, что продавец тоже весьма доволен – каждый считал, что обжулил другого.
– Словно Перун грохочет своими громами, – шутливо заткнул ладонями лопоухие уши Бажен.
Как оказалось, огромный вклад в многоголосье рынка вносили две артели скоморохов, старающиеся перетянуть к своей шайке как можно больше зевак, дабы затмить буйных соперников.
Одной из групп это удавалось лучше благодаря огромному ручному медведю, который, то боролся с мужиком в драных на коленях холщёвых портах, то плясал в кругу своей братии, состоящей из трёх скоморохов, где тверезым был лишь косолапый мишка.
– А вон наши, – ткнул локтем Бажена Доброслав, указав на пьяненьких, не хуже скоморохов, Бову, Бобра и Чижа.
– Чичас с Михаилом бороться буду, – воинственно закатал рукава рубахи Бова – брони в день отдыха никто не надел.
– Бова, ну ты чё раздухарился? – попытался отговорить его Чиж. – Не к лицу княжьему гридню веселить народ словно скоморох, к тому же эти шельмецы отведут глаза, да и сопрут чего-нибудь у тебя.
– Я им так сопру, татям недобитым, – плюнул в кулак Бова, но приятели, отыскав в себе дар красноречия, появившийся после выпитой браги, сумели отговорить бойца, под руки утащив в ближайшую харчевню.
– Так ведь и нам не грех подкрепиться, – облизнулся Клён. – Брюква, репа и капуста, всё сожрёшь, а в брюхе пусто, – развеселил складными словами товарищей.
В харчевне степенные бородатые селяне и горожане с ножами на поясах – рынок, всяко может произойти, сидя на широких досках, уложенных на толстые пни, лениво тянули пиво из деревянных жбанов, ведя при этом задушевные неторопливые разговоры.
Дружинники, согнав с насиженного места двух селян, расселись за соседним столом.
Отроки разместились поодаль от них, дабы не мозолить глаза взрослым заслуженным гридням, с которых должны брать пример, перенимать хорошие манеры и воспитание.
– Неплохо кормят, – погладил пристёгнутый к поясу кинжал Доброслав.
– Ну да! Смотрю, жареную зайчатину подают, и, судя по людям – неплохое пиво.
– Наши уже им животы заправляют, – хмыкнул Бажен.
– Всем по утке жареной тащи, – услышали от стола дружинников басовитый голос Бовы. – И пива поболе, – сделал он заказ.
– Я зайчатину возьму, давно не пробовал, – пустил слюну Клён.
– А мы с Доброславом, по примеру старших товарищей, уточек закажем.
– И пивка на пробу… – внёс предложение Клён.
– Ну да. По примеру наставников, – поддержал приятеля Доброслав.
– … Пока тятька не видит, – не услышал он друга. – Узнает – прибьёт.
– Тебя и надо за кинжалы наши, – хохотнул Доброслав, услышав ненароком беседу степенных мужей за соседним столом.
Калякали те о какой-то сгинувшей ватажке промысловиков-охотников, что ушли прошлой зимой добывать шкурки.
– По весне их и нашли, – выпучив глаза, гудел погромче Бовы краснолицый селянин с огромным ножом на поясе.
– Мёртвых али живых? – заинтересовался его сосед.
– Мёртвых, – помрачнел селянин. – И шкурок при них не было, а так же луков и ножей.
– Во дела-а, – перекрестился сосед-горожанин, на что селянин иронично сморщился и продолжил:
– Бабы вбивали всем в головы, что промысловиков нечисть лесная сгубила, чтоб, значится, не баловали на их территории. А мы их убеждали, что леший – сам меховой, и шкурки ему без надобности. Но, рази ж им докажешь?
– Всем известно – бабы дуры, – поддержал его горожанин, хотя и был христианин.
Отрокам принесли заказ, и они накинулись на еду.
– Дружба начинается, когда греет один костёр, и ешь с одного котла, – жуя зайчатину, громко произнёс удивительно умный нынче, по мысли Доброслава, Клён.
– И когда ножи не тибрят почём зря, – добавил Бажен.
За столом старших гридей, с которых отрокам следовало брать пример, начался переполох и галдёж – то Бова вспомнил про злосчастно медведя.