Третья правда

И тут Селиванов очень тихой мыслью спросил себя, хотел бы он, чтобы Бог был? Почувство-вав кощунство в самом вопросе, он даже вслух сказал: "Понятное дело!" Но про себя однако, и почти без страха, подумал, что не хотел бы он, чтобы Бог был, потому что, если Бога нету, он, Селиванов какой есть - на жизнь свою не жалуется, удовольствие в ней имеет, а после, когда умрет, не будет у него ничего - ни хорошего, ни плохого. А если, не дай Бог, Бог есть, тогда совсем другой меркой обмерится его жизнь. А мерка эта может быть такая, что сидеть ему на том свете вечно по уши в кипящей смоле. А там от мук и подохнуть нельзя, чтобы избавиться!

В поисках смолевого кедра он оказался рядом с могилой офицера. Взглянув на нее, удивился, почему смерть хорошего человека, которому он всей душой хотел жизни, не взбаламутила его так, как та, которую сам сотворил, хоть и против своей воли.

"Поди, совесть растормошилась, ведь как-никак, - а убивать грех!" Селиванову приятно было так подумать, и хотелось еще думать о себе как-нибудь особенно, чтоб было и совестно и гордо. Но деловитость - главная черта его характера - начала выявлять себя. И он уже ничего не мог сказать о себе такого, чтоб со смыслом было. Потому, наконец, он подумал вслух то, что было уже без всякой мудрости, но очевидно вполне:

- Жарко однако! Скоро вонять начнет! Копать надо...

В рубахе, лишь спереди заправленной под ремень, с засученными рукавами Иван колол дрова. Селиванов, бесшумно подойдя к калитке, некоторое время наблюдал за ним, не решаясь окликнуть. А как Иван колол дрова - Селиванову не понравилось. Уж больно лихо взмахивал он колуном. У Селиванова всегда вызывало неприятное ощущение всякое проявление физической силы, но сейчас дело было не в том. Иван играл полупудовым колуном будто напоказ. И чурки разваливались на все стороны от его рук с какой-то угодливой похотью, как кабацкая шлюха перед купчишкой. Селиванов и сам бы справился с любой из них, но делал бы хитро, разгадывая тайну дерева, присматриваясь и примеряясь, преодолевая их сопротивление и упрямство. Иван же словно плевать хотел на хитрость; и казалось: он лишь замахивался, а чурка уже ахала и треска-лась ради него в самом невозможном сечении...

Селиванов еще бы стоял у калитки, но собаки, отставшие от него в километре от деревни (кота гоняли), ворвались в чуть приоткрытую калитку, промчались у Ивановых ног и унеслись за дом. Селиванов притворился, будто только что подошел, махнул Ивану рукой и, не распахивая калитки, протиснулся во двор.

- Чего это ты? - спросил Иван, увидев его лоб.

- Об сучок, мать его... - отмахнулся Селиванов. - Ну, как вы тут? Она как?

Иван мялся.

- Сегодня лучше. Вчера плохая была...

- Про отца сказала?

Иван кивнул и покосился на дверь.

- Не понял я, кто он был-то?

- Из тех, стало быть, - с намеком ответил Селиванов, - кто нынешней власти в ножки не кланяется!

Иван нахмурился.

- Не наше это дело, - сказал он угрюмо.

- Понятно, что не наше! Завтра увезу ее в Иркутск.

- Слаба она еще... - неуверенно возразил Иван, и опять не понравился Селиванову.

- Посмотрим!

Людмила сидела у окна, что выходило на рябинник. Увидев Селиванова, вся подалась к нему.

- Ну слава Богу! Что с вами, вы ранены?!

- С чего ранен-то! По темноте шел, на сучок напоролся!

- А он?..

Селиванов повесил ружье, скинул куртку, вернулся к порогу, протер сапоги и подошел к ней.

- Ты обо всем этом не думай! Вон как тростинка стала. А с ним все в порядке! Договорились! Он сам по себе, мы сами по себе! Уехал в Иркутск. Вместе из тайги выходили.

- Почему же проститься не зашел? - спросила она, вся настораживаясь и бледнея.

- Говорит, дела... Кланяться велел...

Она посмотрела ему в глаза, и Селиванов съежился.

- Вы говорите неправду... Что-то случилось? Да?

Селиванов по-бабьи всплеснул руками

- Ну чего мне, крест целовать, что ли! Говорю, все в порядке! В Иркутске, сказал, зайдет навестить!

Эта фраза была удачной, она изменила выражение ее лица, и только разбитый селивановский лоб да его глаза, не выдерживающие ее взгляда, мешали ей справиться с тревогой. Молчавший до того Иван вдруг сказал грубо:

- Ну-ка, иди привяжи собак, а то мне весь огород вытопчут!

Селиванов благодарно взглянул на него и поспешно вышел, Иван - за ним.

- О чем речь? - спросил Иван.

Селиванов замялся.

- Да был там еще один...

- Ну?..

- Чего ну! Был да сплыл... Больше нетути! - зло ответил Селиванов.

- Говори толком!

Селиванов потрогал рукой лоб, взглянул на Ивана.

- А может, тебе не все знать надо, Ваня?

- Все равно узнаю!

"Сходит на Чехардак и догадается! Дождем не пахнет... Кровь на траве... Могилы..." Он вздохнул и сказал виновато:

- Шлепнул я его!

Иван резко схватил его за грудки.

- Ты еще не нашлепался? Да?

- Не хватай! - обозлился Селиванов. - Я тоже жить хочу! Если б не я его, то он меня... Девку он хотел в свое дело взять, а я не дал! Понял?!

- Какую девку?

- Отпусти, говорю! Какую! У тебя что, двадцать девок в доме?

Иван отпустил, недоуменно уставившись под ноги. Селиванов поправил рубаху, высморкался.