Третья причина (сборник)

Полковник так разволновался, что, и сам того не заметив, начал думать вслух, сваливая в кучу любые вспомнившиеся названия. Даже не будучи моряком, он отлично понимал, что достаточно было обеспечить любой малоприметный парусник радиотелеграфным аппаратом, и все сведения о приближающейся эскадре станут тотчас известны японскому адмиралу.

И одновременно подспудно зашевелился червячок подозрений. Достаточно было соединить воедино бесконечные отступления Куропаткина, чуть ли не измену Стесселя и гибель эскадры, чтобы предположить какой-то пока неизвестный, но, похоже, реально существующий сговор…

Поймав себя на такой крамольной мысли, Иртеньев затряс головой, как бы пытаясь отбросить неизвестно откуда возникшее предположение. Конечно же подозревать такое, было несусветной чушью, и полковник немедленно запретил себе даже думать об этом.

Криво усмехнувшись, Иртеньев шагнул назад к кровати и тут заметил краешек почтового конверта, выглядывавший из-под сдвинутой на край стола вазы. Похоже, по случаю праздника, прислуга даже пренебрегла чаевыми и просто оставила письмо дожидаться адресата в номере.

Понимая, что любые инструкции уже устарели, полковник нехотя взял конверт, но едва взглянув на кругло выписанный адрес, вздрогнул. Почерк был слишком знакомым, и вздрагивающими пальцами надорвав конверт, Иртеньев вытащил сложенный вчетверо лист бумаги.

Полковник развернул письмо, инстинктивно повернулся к свету и прочитал.

…

Дорогой Джек!

Пишу тебе из Иокогамы прямо с борта парохода. Сейчас уберут сходни, и я очень тороплюсь. Я абсолютно случайно узнала, что ты до сих пор живёшь в Центральной, и всё поняла. Я много думала о нас обоих и, поверь, хотела бы сейчас найти тебя там, но обстоятельства складываются так, что мне надо ехать.

Война всё равно вот-вот кончится. Как мне говорили, японские генералы убеждены, что дальнейшее продвижение армии невозможно. А это значит, что Япония уже исчерпала себя. Но это к слову. Сама я возвращаюсь в Штаты и, если ты захочешь найти меня там, то тебе достаточно только вернуться в домик на берегу Хэппи-Крик. Надеюсь, милый Джек, ты меня простишь.

Твоя Ревекка

На какую-то секунду Иртеньева поразило острое желание бросить всё и на самом деле вернуться в домик у ручья, но в следующий момент оно исчезло. Полковник знал, что ещё день назад он мог думать о таком поступке всерьёз, но весть о Цусимском разгроме перевернула внутри него всё. Теперь он был твёрдо уверен: ему никогда больше не ступить на берег Хэппи-Крика.

Правда, Иртеньев заставил себя снова прочитать ровные, написанные круглым почерком строчки и, вдруг ощутив, что внутри у него всё перегорело, и ни о каком чувстве больше нет речи, откинулся на подушку. Потом глубоко вздохнул, дрогнувшие пальцы разжались, и опоздавшее письмо с тихим шелестом соскользнуло на пол…

* * *

Сидя в задней комнате редакции «The Kobe Daily News», Иртеньев внимательно просматривал «пилотский номер» новой газеты «Япония и Россия». Издание, печатавшееся на русском языке, предназначалось именно для пленных, вызывая у полковника вполне естественный интерес.

На развороте были помещены фотографии, запечатлевшие виды Кремля, выезд царской семьи из Зимнего дворца, сообщения о депутатах Государственной думы и, как ни странно, вести из русской глубинки.

Однако тут же с явным умыслом продемонстрировать мощь побеждающей нации разместились фотографии тучных японских атлетов. Кроме того, рядом имелись изображения адмирала Того в окружении портретов гейш и конечно же «горы Фуджи».

О выпуске этой газеты Иртеньеву при очередной встрече любезно сообщил мистер Кеннан, именно благодаря его протекции полковник имел сейчас уникальную возможность стать одним из первых её подписчиков, выложив из кармана сразу двадцать иен.

Иртеньев прикрыл было газету, машинально покачался на стуле, снова развернув, мельком взглянул на начало душещипательной повести «Зиночка», а потом ещё раз, внимательно проштудировал передовую.

Конечно же она начиналась с душевного обращения к «лишённым счастливого исхода» и пребывающим «на чужой земле в печальном настроении». Зато в конце имелось вполне конкретное пожелание: «Наши народы сойдутся на помощь друг другу, развивать возможные интересы на востоке».