Третья пуля

— Никогда не верь британцам, Джимми, — ответил я. — Будь он и свободен, я бы его не взял. Мне нужен сын старой земли[204] со стальными кулаками и искрой в глазу.

Комплимент ему понравился, хоть мы оба и исполняли роль, как в кино.

— Значит, Даллас? Не похоже на твой обычный сектор продаж, мистер Мичем.

— Куда бы ни позвал долг, Джимми. Я бы и сам хотел, чтобы это был Париж. Заплачу хорошо, а если будут трудности или что-нибудь вне плана, доплачу отдельно.

— Ну, мистер Мичем, вы — моя любимая фирма, работать в ваших интересах — в моих интересах, так что кроме накладных расходов я больше не заряжу. С девятнадцатого в любое время я готов двинуть в Даллас.

Вот так просто я получил Джимми — и так же, как в случае с талантом и гением Лона относительно винтовок, без его вклада случившееся не случилось бы. Он всегда был злодеем и героем — храбрейшим из храбрых и вернейшим из верных. Видите ли, чудовищами мы не были — в этом вся суть. Вам, наверное, говорили, что если мы и были вовлечены, то сыграли роль подлейших из подлецов, укравших величие у молодого принца и ввергших нашу нацию в ад. Но для самих себя мы были профессионалами, патриотами и людьми чести. Мы работали не ради денег — не ради того, чтобы продать больше вертолётов «Белл» или реактивных истребителей «Макдоннел-Дуглас», а ради того, чтобы спасти жизни и вывести нацию из трясины на твёрдую почву. Да и никого, кроме свихнувшегося генерала правого крыла мы убивать не собирались.

Глава 16

— Как я и говорил, сержант, — сказал Гарри Гарднер, — папа весьма увлекался литературой. Так что его книги — его собственные книги — были выдумкой.

Суэггер снова стоял на пороге кабинета Нильса Гарднера — обложенной книгами пещеры, в которой известный деятель ЦРУ Боссуэлл тридцать лет пытался писать романы, в чём так и не преуспел. Боб видел так же спокойно лежащую на столе «красную девятку», а на полках — четыре керамических синешейки и картину с шестью зелёными вязами.

— Ну, — ответил Суэггер, — тут есть ускользающая связь… кроме пистолета, который называли «красной девяткой», я заметил ещё четырёх керамических синешеек и картину с шестью вязами. Мне кажется, что для него что-то значили эти числа: красный-девять, синий-четыре и зелёный-шесть. Возможно, они напоминали ему о чём-то.

— Ух ты! Знаете ли, это примечательно. Конечно, я тоже обратил на это внимание и мне это показалось странным, однако в такую конструкцию я их точно не складывал. Это не в папином стиле, знаете ли: он не был сентиментален. Синешейки же насколько безвкусные, что я решительно не понимал, зачем они здесь. Глянем-ка на картину.

Сняв картину со стены, он протянул её поглядеть Суэггеру, после чего забрал назад.

— Как видите, рамка словно из магазина «Всё за дайм».[205] Посмотрим, что с самой картиной.

Перевернув её, Гарри отогнул четыре клапана из мягкой меди, удерживавших основу в рамке и вытряхнул её из рамки, отчего картина с шелестом спланировала на пол. Подобрав её, Боб увидел, что она была сложена таким образом, чтобы оставались видны лишь шесть вязов, но в действительности это была иллюстрация из рассказа, напечатанного в «Редбуке»,[206] называвшегося «Златовласая страсть». Развёрнутая, она демонстрировала приятного молодого человека, сдержанно обнимавшего красивую молодую блондинку на фоне леса. Подпись гласила: «Её Волосы Были Прелестны, Но Только Ли Их Любил Дэвид?» Автором значилась Агнесса Стэнтон Филипс.

— Боже милостивый, оказывается, это классическая пошлятина из пятидесятых! — воскликнул Гарри, повернувшись к Суэггеру. — Вы явили мне такую странность моего отца, о которой даже я сам не догадывался! Что это может значить?

— Не связано ли это с чем-то в вашем отце, в его мыслях — с чем-либо, что вам известно?

— Ни с чем. Я изумлён. К чему бы это?

— Пистолет тоже по-своему странный. Вещи связаны с числами, так что я подумал: не могут ли это быть радиопозывные, имена агентов, координаты на карте, цветовой код — что угодно, что могло быть связано с работой на разведку и каким-то образом навело бы нас на фальшивое имя, которое он сготовил для Хью Мичема?

— Другими словами — если понять этот пример, может оказаться, что он выведет на Хью — либо на другой пример, построенный по тому же принципу?

— Как-то так. Понимаю, что связь здесь очень тонкая, но это всё, что у нас есть.

— Тонкая или нет, но ваше восхитительное наблюдение выше моего разумения, сержант.

— Может оказаться, что за этим ничего не стоит, а ему просто нравились вязы, синешейки и «Маузеры».

— Однако ни деревьев, ни «Маузеров» он не любил. И в особенности он не любил синешеек, тем более керамических — в этом я могу вас заверить. Так что вполне возможно, что вы напали на след.

— Если и так, то мне не хватает ума, чтобы разобраться.