Третья штанина

Ну ладно, говорю, иногда вот так оно и получается, я только приехал с такой огроменной сумкой и увидел тебя, говорю, вот тебе на. А ты идешь от сына священника. Синхронизировались мы и встретились в этом самом месте. Тебе куда сейчас, спрашиваю? Ей в ту сторону. А мне в другую сторону, так мы постояли, и она пошла, только как-то не так пошла. Я стою посреди зала, ее отошел поезд, вроде бы она должна была сесть в него. Только я-то знаю, что она не уехала. Зашел за колонну, вышел на платформу: так и есть, стоит, слезы на глазах. Ладно, говорю я, ну что ты? Приобнял за плечи, а она смутилась чуть.

– Второй раз плачу сегодня, – говорит.

Надеюсь, мои слезы, слезы по мне, горше и весомее, чем слезы, предназначенные сыну священника? Она чуть улыбнулась, я поцеловал ее в щеку, и мы попрощались, как в самой трогательной мелодраме. Поехал встретиться с Антоном.

Мы выпивали с Антоном от души, вспомнили всех общих знакомых, купили еще алкоголя и обезболивающее. Антон сказал, что был в аптеке раз и случайно прочитал состав на упаковке, попробовал как-то съесть весь стандарт, и эффект превзошел его ожидания. И когда он съел этот самый стандарт уже при мне, он сказал, что теперь его мнение изменилось, и он, возможно, больше не гомосексуалист. Однако женщины его тоже совсем не вдохновляют, предупредил он мое заблуждение, теперь он на всех смотрит с отрицательным равнодушием, довольствуясь одним онанизмом, поскольку себя он считает наиболее близким и наиболее совершенным из всех людей, которых знает. Мне показался разумным его подход, помню, я пьяный очень расхваливал такой подход и сам сказал, что во что бы то ни стало буду человеком такой ориентации. Потому что только так можно сохранить здравый смысл, что, вместо того чтобы сходить с ума из-за двух женщин, вместо того чтобы разрываться между Надей и Васильевой, я буду держать свое сознание в тонусе, находясь с собой наедине. Так и сказал:

– Лучше я буду держать свое сознание в тонусе, находясь с собой наедине!

Помню, дело было на кухне у Антона, я тогда держал стакан с вином и курил, оперевшись на подоконник. И думал я тогда, что Антон решил мои беды.

Он поддержал меня, сказал: добро пожаловать к себялюбам – и скоро пошел спать, а я еще пил и проснулся с опухшим лицом, принял душ, выпил банку пива и поехал в институт.

* * *

На этот раз я был не так чувствителен, как вчера, потому что похмелье еще не началось, и легко вошел в диалог с охранником.

– Вам куда?

– Я подавать документы на сценарный факультет.

– Третий этаж, налево.

Этот диалог, подумал я, охранник повторяет примерно пятьдесят раз в день. И я пошел на кафедру, заполнил заявление. С документами моими было все в порядке, только нужно было заверить справку формы 086У в медпункте.

Врач повертела мою справку.

– В армии служили? – спросила она. Видать, себя развлекает, как я понял по ее тону.

Нет, говорю.

– А почему вы не в армии?

Не годен, говорю.

– А почему не годен? Тут написано, что здоров, – тыкает в справку.

Справка-то для учебных заведений, говорю, а у меня гипертония и плоскостопие, говорю. С ними учиться можно, говорю, а вот в армию лучше не ходить. Она посмотрела на меня вдруг строго:

– А вам не стыдно с гипертонией и запахом алкоголя приходить в институт? Документы подавать пришел.

Я тут же нашелся, соврал, что я только с самолета, а летать я боюсь. Вот и выпил, пока летел, чтобы избежать паники со своей стороны. Она меня проткнула взглядом насквозь, поставила печать на справке и отправила куда подальше.

В приемной комиссии мне дали направление во вторую общагу, на котором было написано: «Директору общежития», и, оказавшись в общаге, первым делом я зашел, соответственно, в кабинет директора. Директор оказался мужчиной кавказской национальности, но и сильно похожим на большого седого индейца. Он сидел за столом, полным угощений, один и пьяный чрезвычайно. Это – мой директор, думаю, такой директор по мне, думаю. Он повернулся ко мне и сказал:

– Я друга встрэтил, понятно? Встрэтил друга и рад этому.

– Мне заселиться нужно, – сказал я ему на это.

Он посмотрел на меня внимательно, послал в задницу и сказал, что мне нужно к коменданту. Когда я закрывал дверь, слышал, как он сказал уже тише:

– Я друга встрэтил. Хорошего друга.

Я постучал в следующий кабинет. «Комендант».

– Условия у нас полевые, – сказала комендант. Дала мне матрас с подушкой, свернутые и засунутые в огромный серый пакет, и велела идти за ней.

– Вам придется жить в библиотеке, потому что вы явились в последний день, и все комнаты уже заняты. Но там нормально. Тем, кому достались раскладушки, не досталось матрасов, и наоборот. Так что придется спать на полу.