Третья сила

В больнице Линг начала работать сразу же после переезда. Первое время она ещё выходила в город, но с каждым месяцем всё реже и реже возвращалась в свою гостиницу. Это легко можно было объяснить огромной загруженностью, но в душе Пан понимала, что просто никак не может привыкнуть к новому месту. Эти шумные загорелые люди, окружавшие её, были чужды и непонятны. Слава богу, в больнице Линг могла говорить по-английски: врачи и некоторые медсёстры понимали этот язык, к тому же она узнала немало русских слов. Но в городе возникали проблемы. Самое печальное из неудобств было то, что здесь не существовало Чайна-тауна. До Ультиматума Пан Линг успела побывать в разных частях света и везде находила родной уголок, с милыми широкими лицами и умными глазами. А здесь его не было. Здесь вообще на удивление было очень мало китайцев. Масса корейцев, а с китайцами напряжёнка. В больнице кроме неё работал всего один старый врач-акупунктурист (как дальний родственник, он пригласил её сюда) и пара медсестёр. «Хоть бы кто-нибудь заболел…» – подумала она, но сразу осеклась и сердито встряхнула головой. Пока чем-то занята, нет времени для посторонних мыслей, воспоминаний. Зато сейчас…

Линг медленно поставила пустую чашку на столик и стала собираться. Выходить всё равно надо, по крайней мере за продуктами… Она вытащила из шкафчика плоский квадрат плиточного чая и стала делить его на правильные ломтики: «Это за ведро яблок, это за банку сливок, это за кофточку…» После Реформы в городе появилось достаточно продуктов общего спроса, но каждому хотелось чего-нибудь особенного, что можно было достать только через обмен. Пан Линг никогда не умела торговаться, но перспектива остаться без одежды (её кофточка застиралась до дыр) заставила, стиснув зубы, направиться к выходу.

На улице было прохладно. «Странно, местные жители говорили, что в эту пору должно быть ещё жарко – всего лишь начало осени. Видно, и здесь, посреди континента, всё поменялось. Да к тому же вечер».

Свежий ветерок дул в спину, подгоняя. От ТашМИ (так по старинке называли их госпиталь) до сквера было всего несколько кварталов – оптимальное расстояние для освежения головы. Одинокие прохожие, как и Линг, спешили по домам – закрыться и забыться хотя бы на ночь. Что будет с нами? Этот вопрос висел над каждым, как дамоклов меч, терпеливо и по-иезуитски дожидаясь обещанных жертв. Время стало рваным и неопределённым: на работе оно летело как китайский поезд-пуля – плавно, быстро и почти без остановок, зато дома застывало, будто поджидало чего-то. Как ни старались люди приободриться, общее уныние сквозило во всём.

«Интересно, Они специально так задумали или это случайное совпадение?» – подумалось Пан Линг при взгляде на памятник Тамерлану. Знаменитый завоеватель сидел на коне и рукой указывал прямо на вход в красный куб. Поблизости никого не было. Она вспомнила километровую очередь, китайским драконом тянувшуюся вдоль улиц родного Шанхая во времена Переселения. Шум, крики, плач детей причудливой мелодией смешивались с гальванизировано-весёлым смехом якобы готовой ко всему молодёжи. Здесь, наоборот, было тихо и мирно. Как на кладбище. Точность образа пробрала Пан Линг до дрожи. «Зачем мы продлеваем агонию?» – думала она, взбегая по ступенькам, ведущим к гостинице, давно уже выполняющей роль приюта. «Зачем, кому это всё нужно? Ведь конец очевиден, и мы бессильны что-либо сделать. Почему с упрямой тупостью мы продолжаем работать, жить как ни в чём не бывало? Кого мы хотим обмануть? Себя или Их?»

– Нэллоу-салом, уважаемая! – прервал её размышления возглас старика-узбека невысокого роста, приветливо склонившегося в поклоне приложа руку к сердцу.

– Хай, Рахим-ака, – медленно ответила Пан Линг, с трудом подбирая слова. Она всё никак не могла научиться говорить на этой смешной смеси ломаного английского, русского и узбекского языков, на которой говорили все местные жители.

– Каймак виз лепёшка? – утвердительно-вопросительно пробормотал мужчина, подойдя к столу с подносом в руках.

– Рахмат, Рахим-ака, – торопливо ответила Линг, разламывая горячую сдобу. Она не могла устоять перед соблазном. Реформа обеспечила каждого жителя Земли необходимым для проживания продуктовым минимумом – мясом, хлебом, сыром, курицей, так что дни голода и нищеты уже полгода как ушли в прошлое. Но всегда хочется побаловаться деликатесом. И пускай хлеб раздавался бесплатно – разве сравнится безвкусная мучная мочалка со свежей, горячей лепёшкой, ещё хранящей аромат жарких углей. Такую можно было выменять только на базаре и за что-нибудь стоящее. Как это делал Рахим, никто не знал и старался не задумываться. Рахим был ответственным за питание в гостинице-общежитии и никогда не унывал; этот проныра умел обставить свои делишки так, что все были довольны и никто не жаловался. К тому же он был приветлив и весьма обаятелен, всегда радовался возможности переброситься парой фраз с проживающими.

– Жойн ми, Рахим-ака, пли-из, – попросила Пан, указывая на стул напротив.