Третья сила

Слой пыли на полках торгового зала.

У входа разломанный кассовый стол.

Бывало, что раньше-то полки ломились —

Товаров навалом, ты только плати.

И люди толкали, неслись, суетились,

Хватали всё, сколько могли унести…

А ныне сквозняк лишь свистит и гуляет,

Да изредка сталкер случайно войдет.

Вздохнет он, на полки пустые посмотрит,

Вздремнет за прилавком и дальше пойдет.

Валюта забытая в кассе осталась,

И толстые пачки шуршат на ветру.

Здесь доллары, евро, рубли. Затерялась

И парочка гривен помятых в углу.

Теперь есть валюта одна ходовая —

Патронам ведётся наличный расчет.

Их кто-то в мешке за плечами таскает,

А кто-то в рожок автомата набьет…

^[19]

Антон так обрадовался, сочинив этот стихотворный экспромт, что тут же прочел «Девальвацию» Даниле и Никите. Но караванщики отказались верить в его авторство.

— Кончайте, шеф, — засмеялся Данила, — да какой из вас поэт. Это кто-то еще до Великой Срани сочинил.

Антон Казимирович на грузчиков страшно обиделся и больше с ними почти не общался.

Никита и Данила, в отличие от шефа, были всем довольны.

— Мы тут как в санатории! — сказал однажды Данила Никите. Или наоборот. Антон путал парней, да и не стремился запомнить, кого как зовут.

Купец пришел к выводу, что грузчики правы. Их бесплатно кормили и поили, предоставили жилье, а большего носильщикам для счастья было и не надо. Они то спали, то резались в домино с местными рабочими, то балагурили с девчонками. Антон был лишен даже этой, самой простой радости: на Ладожской подружку на пару вечеров ему найти не удалось. Что же касается проституции, то она была в Альянсе запрещена.

Первые дни Краснобай привлекал к себе внимание — как-никак, гость из Большого метро, друг купца Макарова, которого в Оккервиле воспринимали почти как святого… Но потом этот интерес куда-то испарился. Послушать Молотова люди собирались и через два, и через три дня. Об Антоне все просто забыли. Не был бы он сейчас гол как сокол — и все, возможно, повернулось бы иначе, но почти все патроны ушли на улаживание деловых вопросов. И остался Антон с носом.

Как назло, женщины тут были не чета больным, шелудивым жительницам прочих окраинных станций, от которых Антон сам в ужасе отшатывался, когда те предлагали ему себя. Оккервилки, как окрестил их про себя Антон Казимирович, выглядели здоровыми, работать любили и умели. Фролову подошла бы любая.

Но вероятность того, что хоть одну женщину удастся переправить в Большое метро, казалась Антону близкой к нулю. Никогда, ни за что полковник не отпустил бы жительницу своей станции на поверхность вместе с гастролером из Большого метро. И тайно вывести человека из Оккервиля едва ли было можно. А впереди ждали улицы, кишащие тварями, и река… Либо, в случае попытки прорваться через туннель, пулеметы веганцев. Империя отозвала с правого берега своих агентов. Это значило, что в ближайшие дни с независимостью Оккервиля планировалось покончить. По уму, с Ладожской надо было немедленно бежать. Если бы было куда…

Сомнений не оставалось: Фролов отлично понимал с самого начала, что выполнить поручение нереально, ему просто нужен был благовидный предлог, чтобы отобрать у Краснобая бизнес.

— А вот фигушки, возьму и выполню! Как Балда в сказке, ха-ха. И вот тогда посмотрим, кто кому щелбанов надает… — сказал себе Антон Казимирович, как только хитрость Фролова стала ему ясна.

Но почти сразу купец осознал: задача, увы, абсолютно невыполнима. Шли дни. У Краснобая начинался нервный тик.

Время от времени возвращались ночные кошмары, в которых за ним с дьявольским хохотом гонялся Каныгин. Призрак метростроевца каждый раз являлся Антону в каком-то новом обличии. Иногда он пытался достать его, мчащегося очертя голову по эскалатору, разводным ключом. Случалось, что призрак размахивал окровавленной киркой. В самой жуткой версии сна Каныгин швырял вслед Краснобаю оторванные головы своих прежних жертв. Антон просыпался после подобных сновидений совершенно вымотанный, измочаленный, будто вовсе не ложился спать.

— Ну, когда ты успокоишься, полтергейст гребаный?! — стонал Антон, ворочаясь на койке, сжимая руками пульсирующую от боли голову, посылая страшные проклятия своему невидимому истязателю. — Ну чё ты ко мне привязался как банный лист к жопе?! Тут же даже эскалаторов нет!

Одним Каныгиным, однако, ночные кошмары Антона не ограничивались.