Пунктом вторым шло умывание, мытье рук по нескольку раз в день, поддержание тела в приемлемом состоянии и наконец — бич большинства мужчин — ежеутреннее бритье (а у некоторых еще и ежевечернее, если щетина «беспредельничает»)! Все эти процедуры не были такими уж актуальными и даже все вместе, были мало сравнимы с пунктом первым, но их устранение и так-то могло очень облегчить повседневный быт, а уж в пути…
Я бриться ненавижу! Из-за этого даже в институте позволял себе небольшую «брутальноую небритость». Однако бороду и усы я ненавижу не меньше, из-за чего даже «в поле» не доводил свое лицо до состояния такой запущенности, когда бритье превращается уже в пытку.
Способ борьбы с этой неприятной особенностью мужского организма я получил так же спонтанно, как и умение делать кофе. Утром подошел к умывальнику, посмотрел на себя в зеркало и раздраженно подумал в адрес щетины: «Да что б ты пропала, зараза!» С силой явно переборщил, потому, что робкие «наклевыши» нащупал на собственной физиономии только к концу четвертого дня, умываясь после занятий. Это было счастье!
Сильнее я радовался только обнаружив, что кофе перестало «являться» мне во сне, а появляется в любую минуту, стоит только внутренне «потянуть» его, как будто чашечка стоит на другом конце стола, а ты подтягиваешь ее потянув за скатерть. Это ощущение пришло на чистой интуиции, а вот чтобы получить кофе в местной таре, я потел не один час. С легкость оно стало мне даваться значительно позже, уже в дороге.
Стоило ли вообще возиться? А это как посмотреть! Таскать с собой целый сервиз из беленьких чашек с блюдцами и килограммы чайных ложек — не очень удобно, а бросать их каждый раз после использования… Нет, не то чтобы жаба душила, но как-то не поднималась рука — вроде как частичка дома… И да — на будущее тоже был определенный задел: не всегда стоит привлекать к себе внимание, а кофе может захотеться в самый неподходящий для его чудесного появления момент. Ну как-то так.
Тогда же, уже в дороге, я довел до совершенства «заклинание чистоты», хотя никаким заклинанием оно и не было и делалось так же при вхождение в определенное внутреннее состояние: закрытые глаза, глубокий вдох, затем будто пускаешь невидимый поток по своему телу, ну как-будто стоишь под теплым водопадом. Точно так же и с руками, только и разницы, что площадь воздействия меньше.
Мехраб от этой моей «самодеятельности» бесился по-страшному! Называл безграмотностью и дилетантством. Утверждал, что подобные манипуляции «сырой силой» рано или поздно сыграют со мной дурную шутку или вообще приведут к необратимому магическому истощению.
Не то, чтобы я ему не верил, но поскольку специфика моего дара оставалась для него загадкой и некоторые вещи до которых я доходил случайно или методом «тыка», он не мог объяснить ни мне, ни себе, хоть и делал «хорошую мину» и многозначительно надувал щеки, то мне приходилось и к его советам относиться критически, а то и с изрядной долей скепсиса, что бесило джинна еще больше.
Мне не хотелось окончательно портить отношения с Мехрабом, но и пренебрегать собственным способом работы с манной и отказываться от наработок, очень облегчившими мне пребывание в этом отсталом мире, я не хотел. Поэтому я предложил ему компромисс — все до чего дошел сам, остается в моем пользовании, но в дальнейшем продолжаю изучать магию классическим способом и не занимаюсь самодеятельностью.
А для себя решил, что совершенствоваться во владении сырой силой я смогу и позже, когда джинн меня покинет. Нужно попытаться взять максимум из тех знаний, которые он захочет мне дать, а все, что можно получить опытным путем — оставить «на потом».
Глава седьмая, в которой герой наконец отправляется в путь
Как я уже говорил: неделя отведенная Мерхабом нам на адаптацию, пролетела стремительно. Никаких особых дел не возникло и торчать в этом захолустье и дальше — не имело никакого смысла. Так что одним прекрасным теплым и солнечным утром мы впятером, а именно: я, Мерхаб, Воронуша и две лошадки, отправились в путь.
Сам этот «путь» был определен весьма приблизительно, так что я все утро тихонько напевал себе под нос на разные лады: «Ничто нас не собьет с пути — нам по-фигу куда идти!» Джинн, по утрам традиционно пребывающий «не в духе», искоса и с неодобрением на меня поглядывал, но поскольку пел я реально очень тихо, а гитару, которую Мерхаб почему-то совершенно «не переваривал», даже не брал в руки (хоть и очень хотелось, а движение лошадей «шагом» вполне это позволяло), то не находил повода придраться.